Собсна, мимо таких артов от такого автора, я пройти не мог :3

Ирвин/Ривай, всякое щастье






И один из любимых авторов

Ирвин/Ривай, еще щастье











Обзорам<a href="http://allbloo.diary.ru/p189163927.htm">Ирвин/Ривай</a> у [J]All Blue[/J]

@темы: Арт, Shingeki no Kyojin, Ирвин/Ривай, Слэш

Обоже, обоже, обоже. Я готов перечитывать вечно.

16.06.2013 в 19:23

Пишет  Spirity Nuha:

Одуванчики
Автор: Spirity
Фэндом: Shingeki no Kyojin
Персонажи: Ирвин
Рейтинг: G
Жанры: Ангст, Драма, AU
Предупреждения: Смерть персонажа
Размер: Мини, 4 страницы
Описание:
"В последний раз, он поклялся уже клюющей носом у него на коленях дочурке, что вернется, когда распустятся первые одуванчики."
читать дальшеПубликация на других ресурсах:
с шапкой
Примечания автора:
Командор так часто мелькает перед нами, но о нем мы знаем еще меньше, чем о проходных персонажах. Серьезный, задумчивый, с прямым пронзительным взглядом, и почти никогда не улыбается. Может быть, у него есть другой мир, который он скрывает от нас?
Чистая выдумка, никаких канонов - за исключением, разве что, падения внешней стены.

Иллюстрация:



- Малышка, посмотри на меня.

Маленькая девочка поднимает голову, и в ее светлых глазах отражается небо. Разведчик смотрит на маленький носик, надутые, по-детски пухлые щечки и голубые глаза – его глаза – и едва сдерживается, чтобы не рассмеяться во весь голос: столь забавной кажется ему эта обиженная загорелая моська.
Да, что поделать! Он не сдержал свое обещание, и опять опоздал – на сей раз, почти на месяц. Всю долгую дорогу домой Ирвин думал о том, как бы забыть о своих проблемах хотя бы на день, чем замаливать прощенье перед этой серьезной не по годам девчушкой. Знал же, что обидится.

Со вздохом, Ирвин опускается в высокую траву, рядом с ней, и ласково приглаживает растрепавшиеся пшеничные волосы. Она похожа на него во всем, внешностью и движениями, за тем лишь исключением, что, в отличие от отца, она совсем немногословна. Вот и сейчас, девочка поджала губы, сосредоточено сплетая только что сорванные цветы в венок, наградив нерадивого папашу торжественным молчанием.
Ирвин придвигается ближе, желая получше рассмотреть ее работу. Он так редко видит свое маленькое чудо, и каждый раз огорчает его невыполненными обещаниями. В последний раз он поклялся уже клюющей носом у него на коленях дочурке, что вернется, когда распустятся первые одуванчики. А сейчас они сидели посреди целого поля золотистых шапок цветов. Конечно, он понимает, она надеялась и верила с того дня, как нашла у дома первый распустившийся бутон – а он обманул ее, вот уже в который раз.

Дети в какой-то степени эгоисты. До них не донесешь всю значимость слов «так получилось». Их не волнует, что начальство беснуется по поводу и без, и уж совсем не выглядят как оправдание, внезапно нагрянувшие экспедиции за стены. И оправдываться, прикрываясь работой, это столь жалкая попытка снять с себя груз обещания, которого так и не выполнил: Ирвин понял это еще в первый раз. Он ведь обещал! И все подобранные отмазки сдуваются, едва на него взирают обиженные, блестящие от едва сдерживаемых слез, глазенки.

Ты виноват, приходится признать.

Поэтому Ирвин покорно ждет, когда дочурка сменит гнев на милость, просто сидит рядом и всем своим видом показывает, как ему жаль, и как он был неправ. В этом она пошла вся в мать: столь жестоко вести себя, совсем не обращая внимания на покаявшегося отца, могла только она. Никаких объятий, сюсюканья или щенячьей радости – тебе и так дозволено сесть рядом, чего же ты еще хочешь?

Он робко указывает на венок в ее руках, и такую же золотистую корону на ее голове:

- Зачем тебе второй?

Девочка бросает быстрый сердитый взгляд на лицо отца, заставляя его умолкнуть, и продолжает свою работу, аккуратно и неспешно сплетая толстые стебельки. Понятно, прощения он пока не заслужил. Ирвин улыбается, но больше не мешает, послушно выждав, когда девчушка закончит работу.
Тогда она, наконец, поворачивается к отцу, все еще строго, но уже без обиды, глядя ему прямо в глаза, и приказным тоном повелевает:

- Наклони голову!

Конечно, он ведь такой высокий! Ирвин послушно склоняется к ней, и маленькие ладошки аккуратно опускают ему на голову только что сплетенный венок одуванчиков. И до того, как он разогнется, тоненькие ручки обхватят его вокруг шеи, и теплая щечка доверительно прижмется к его щеке.

- Ты только больше не опаздывай так.

- Обещаю.

Нужно постараться на этот раз сдержать обещание.

Обратную дорогу до дома они пройдут молча. Точнее, пройдет сам Ирвин. А дочка удобно устроится у него на руках, свесив босые ноги; она обхватила его руками, и все так же доверительно жмется к широкой груди отца. От нее не услышишь радостного писка, или нескончаемых вопросов о том, что он делал, какие гостинцы привез из города на этот раз, и рассказов о том, что делала она, и что видела, пока папы не было рядом – тоже. Но даже с такой строгой дочкой, Ирвин уже чувствует себя самым счастливым человеком на земле, до тех пор, пока она тихо сидит у него на руках.

Он привез ей книгу.

Не самую лучшую, и не самую интересную для маленькой девочки. Он привез ей сказочную книгу о далеких странах,волшебницах и колдунах, о заснеженных полях и красных степях. Она прижимает книгу к себе, и пристально смотрит в лицо отца:

- А они существуют?

- Конечно, наверняка существуют. Только путь до них неблизкий.

- И ты выходишь за стены, чтобы дойти до них?

- Они слишком далеко, малышка. Так просто туда не добраться…

Девчушка склоняет голову в бок, что-то прикидывая, и неуверенно спрашивает:

- Но ведь ты воюешь, чтобы это стало возможным?

Она всегда спрашивает отца об этом: зачем он сражается. Она не знает всего ужаса, что несут гиганты, и, надеется Ирвин, никогда не узнает. Его дочь живет в счастливом мире, где нет страха и боли, и Ирвин хочет снова и снова возвращаться в эту маленькую утопию, из той жестокой реальности, что гонит его за стены, в лапы людоедам. Больше всего он желает, чтобы девочка не знала того, что знает он. Чтобы хоть где-то в этом безумном мире осталась частичка счастья.

Ирвин ни на минуту не оставляет дочь одну. Он наблюдает, как она, высунув кончик языка, вышивает потускневшими нитками волшебных птиц и зверей, вслух читает книгу, время от времени спрашивая у него то или иное непонятное ей слово. Она сажает его за стол, и деловито начинает греметь кастрюльками и ложками, помогая матери приготовить ужин, и каждый раз дает ему «снять пробу» с блюда.

- Ты не ври! – сердится девочка, когда Ирвин театрально закатывает глаза и выдавливает из себя восторженное «м-м-м!». – Говори как есть.

С такой дочкой не заиграешь! Ирвин улыбается, обещает, что больше так не будет, и просит добавить чуть больше перца в жаркое.

Он весь день не отрывает глаз от дочери. Иногда, ему в голову приходит мысль, что, быть может, дети не должны быть такими самостоятельными? Бывает, Ирвин не может сам для себя решить, нравится ли ему это или нет. Но в итоге все равно не находит ответа. Да и зачем решать? Как бы то ни было, для него маленькая серьезная девочка стала целым миром. Совершенно отдельным от этого, его собственным солнечным миром, его счастьем, его смыслом жизни. Она и есть его жизнь, смысл всего существования, смысл того, за что же он борется.

Под вечер, Ирвин сам идет укладывать дочурку спать. Она просит, чтобы он спел ей, и мужчина неуверенно, хриплым басом поет почти забытую песенку про зайца, собирающего в корзинку падающие звезды. Он то и дело фальшивит, и на ходу придумывает замену забытым словам, а дочка тихонько подпевает, напоминает ему строчки. В конце концов, она покатывается со смеху, когда сконфуженный Ирвин окончательно запутался в песенке и совсем забыл концовку. Но даже это его не смущает: он, наконец, услышал ее звонких смех, и увидел улыбку на лице. Ирвин пробудет у ее кровати, пока малышка не заснет, и лишь после, тихонько, чтобы не разбудить, поцеловав ее в лоб, уйдет.

До того, как она проснется, Ирвин покинет дом – его все еще ждут дела. Он вновь возвращается из своего маленького рая в мрачный и шумный город, чтобы влиться в ряды таких же, как он, солдат. Последуют серые трудовые будни, где единственной радостью будет заныканная на вечер бутылочка безвкусного вина, одна на весь отряд. А еще через пару дней, он вместе с остальными покинет стены Шиганшины, еще не зная, что его ждет.

Разгром. Провал.

Конец.

Весь его мир рухнет в один час.

Его рай растопчут тяжелые стопы гигантов, уничтожив ту частичку себя, что Ирвин хотел оставить в этом мире нетронутой. Его взращенный вдали от людей цветок разорвут на части, вырвут с корнями, оторвут нежные лепестки, и сломают тонкий стебель.

Он до последнего не верил в это. Это все просто глупая шутка какого-то дурака. И гиганты в городе, и разрушенные стены – все это, убеждал себя Ирвин, не произошло. Все это не по-настоящему.
А когда реальность обрушилась на него, подобно потерявшей основу башне, оглушила и придавила огромными валунами, он на мгновенье умер сам.

Ирвин больше не видел будущего.
Перед глазами было лишь поле, сотканное из белых круглых шапок. Золотые одуванчики сгорели в один миг, обратив тонкие лепестки в пепел. Один порыв ветра – и в небо взлетают миллионы легких «зонтиков», оставляя на земле лишь голые облезлые стебли. И, стоя посреди парящих в воздухе семян, Ирвин, как заведенный, сквозь зубы вымаливает прощение за свое очередное несдержанное обещание.

Солнце скрывается за серыми облаками. Приближается дождь.

В горле набухает тугой горький ком рвущихся на волю чувств: боль, отчаяние, надежда на то, что это плохой сон, и одновременно с этим покорность принятия такой судьбы. В глазах Ирвина все расплывается, и щеки жгут горячие капли. Остается четким лишь одно: сжатый в руке до боли, до сведенных мышц и вздутых вен, завядший венок из желтых цветков одуванчика.

Обзорам
<a href="http://spirity-fly.diary.ru/p189116181.html">«Одуванчики»</a>, (Ирвин, G) <span class="offtop">+ арт</span> от [L]Spirity Nuha[/L]

URL записи

@темы: Фанфикшн, Shingeki no Kyojin, Прекрасное чужое, Ирвин

Шиппер доволен, шиппер принес немного вкусненького.

Ирвин/РивайАвтор, сделавший мне вечер, да.






И еще Ирвин/РивайА тут пиксив на меня обиделся, и до автора я так и не докопался.
Блять.




Угадай, что? Правильно, Ирвин/РивайЕще автор, сделавший мне вечер :3




Два ЖаренаСобсна, автор



И БертоРайнеры на закускуЕще один автор.










Обзорам<a href="http://allbloo.diary.ru/p189121963.htm">Подборка арта с разными пейрингами</a> у [J]All Blue[/J]

@темы: Арт, Shingeki no Kyojin, Райнер/Бертольд, Жан/Эрен, Ирвин/Ривай, Слэш

Название: Клетки
Персонажи: Ирвин/Ривай
Рейтинг: PG-13
Жанры/предупреждения: психоделика, романтизация, немного слэша, ООС, ER, зарисовка
От автора: захотелось, ибо ремни

Ничегонепонять
У Ривая светлая кожа – почти белая, чуть ли не прозрачная, и достаточно чувствительная, чтобы отзываться мелкой дрожью на касание теплых пальцев.

На светлой коже, пронизанной голубыми сеточками светящихся вен, словно под рукой пьяного художника, раскинулись алые ленты, обвивающие ноги, грудь и руки шипящими змеями. Следы от ремней впились в плоть и, казалось, отпечатались на костях бурыми точками – они ложились на тело вечным рисунком, не собираясь заживать, не собираясь уходить. Нарисованная на коже клетка.

Ирвин зажал в зубах пряжку ремня, обвивающего ногу чуть ниже бедра – кожаная лента выскользнула из железной оправы, отпуская стиснутую в своих объятиях кожу. Прижался щекой к внутренней стороне чужого бедра, скользнул пальцами ниже, расстегивая пряжки тихими щелчками. Ремни бесшумно оседали на кровать, освобождали от своей ноши уставшее тело. Ривай чувствовал, как расширяются прутья невидимой клетки.

Ривай садился – протягивал руки, сжимал на сильных плечах белые пальцы и прижимался щекой к чужой груди. Горячей груди, стучащей в мягком спокойном ритме. Гладил ладонями алые ленты, завязанные шрамами по несильно загорелому телу, жался к ним губами, носом, будто хотел стереть, уничтожить. Красные змеи издевательски шипели и обещали взорваться новыми всполохами ссадин. Сжать прутьями новых клеток.

Ирвин обнимал его, гладил, целовал, и был чем-то живым на фоне всего этого красного безумия. Ривай закрывал глаза и с головой окунался в это по-настоящему греющее тепло.

У них на коже шептались нарисованные временем клетки.



Обзорам<a href="http://allbloo.diary.ru/p189111167.htm">"Клетки"</a> (Ирвин/Ривай, PG-13) от [J]All Blue[/J]

@темы: Балуемся, Фанфикшн, Shingeki no Kyojin, Ирвин/Ривай, Слэш

Яков таскался по тумбочке на протяжении последнего месяца в поисках всяких разных артов. Собственно, у него неплохо получается там орудовать, ибо половина моих папок с артами - его заслуга. А я тащил себе, как мог

И да, мне просто нравится. Я не знаю,какой обоснуй можно придумать, я не знаю, что можно про них написать кроме маленьких зарисовок в сто слов,мне просто нравится. Ибо это прекрасно.

Микаса/Анни, да-да









Какой теперь нахрен Эрен? У Эрена есть Жан. И Армин. И много кто вообще есть

Обзорам<a href="http://allbloo.diary.ru/p189096744.htm">Микаса/Анни</a> у [J]All Blue[/J]

@темы: Фемслэш, Арт, Shingeki no Kyojin, Микаса/Анни

Страница автора в Твиттере.

Три Жарена



Обзорам<a href="http://allbloo.diary.ru/p189081742.htm">Жан/Эрен</a> у [J]All Blue[/J]

@темы: Арт, Shingeki no Kyojin, Жан/Эрен, Слэш

Обоже, да

@темы: Арт, Анни, Shingeki no Kyojin, Эрен

Автор, нарисовавший чиби!Ривая :3

@темы: Арт, Shingeki no Kyojin, Ирвин/Ривай

Что я провел в своей комнате?
Правильно, генеральную уборку. Частично.

На самом деле, я бы ее и не проводил - ну нахера, мне и так неплохо живется , - но высшая непреклонная инстанциямама сказала, что раз уж я закончила свою каторгу, то должна быть добра убрать за собой раздробленные кости и ошметки плоти. А так не хотелось доставать чьи-то ноги и скелеты из шкафов :с Но против этой женщины не попрешь - даже танком и межконтинентальными баллистическими ракетами.

В итоге, я прибрался. Ага.

Сначала я, естественно, все раскидал: так рьяно выкинул из шкафика все свои старые тетради и учебники, что потом пытался, не отломав иголки, снять с кактуса задачник по физике за девятый класс Мама орала на меня, как могла, она эти кактусы и все остальное, под кодовым словом РАСТЕНИЯ любит больше, чем нас с братом хD В общем, с самых первых шагов я чуть не стал разыскиваемым лицом номер адын и вообще врагом народа. Тоже номер адын.

Потом я гордо уселся посреди этой кучи бумаги сколько деревьев погибло ради этой мутатни в несколько штук, которую я так и не открывал? и начал разгребать все по кучкам: что в мусорку, что оставить мелкому на дальнейшее обучение, что в коробку запихать, что в тумбочку отложить и тд и тп. Кто ж знал, что я так надолго залипну

Рассмотрела все свои дневники - ебать, я умняша Потом полистала тетрадки, особенно со слезами на глазах пролистала тетради по химии и биологии. Это так мило, на самом деле: все эти цветные ручечки, рисуночки червей и форм листьев/плодов/цветков и прочая белиберда. Посмотреть в мои тетради сейчас - а там жуткие каракули и все абривиатурами, символами и формулами. Я потерял свой цветной-ручечный-шик :с
А еще я нашел пробник ГИА по математике и понял, что НИХРЕНА НЕ РЕШУ ВАШУ МАТЬ

А потом случилось самое жуткое: нашел свои ОГРОМНЫЕ тетради, в которых писал не любимый предмет, а фанфики. Да-да, свои первые фанфики. Это было давно и это было вручную. Даже с иллюстрациями. Ровненькими печатными буквами, как в книжках.
Сел удобнее. Расположился, так сказать. Почитал.
И О ГОСПОДИ ЧТО ЭТО ЗА ХРЕНЬ ЭТО НЕ МОЕ
Я фейспалмил как мог х)

В общем, я запихал книжки для мелкого обратно в шкафик, заклеил коробку с оставшимися тетрадками и учебниками и разбросал кучку бумажного мусора по комнате дождиком :3

Высшая инстанцияМама не одобрила и обещала руки оторвать, если я не приберусь :с

@темы: О высоком и чудесном, Все, теперь я птица вольная

Исполнение заявок с Shingeki no One String Fest

I-35. Жан/Эрен, оказаться в замкнутом, узком, запертом помещении вдвоем. 321, Конни спасателем влез
И обоже, на это был даже сотворен арт *..*
Автор арта:  Gin-san



- Ненавижу понедельники, - мрачно процедил Жан, чувствуя, как колено Йегера опирается на плечо: не приведи Боженька, этот ненормальный ему еще на шею залезет.
Залез.
- Не двигайся, - цепляясь пальцами за крошащиеся камни, Эрен вытянулся во весь рост, опираясь о подрагивающие от серьезного груза плечи коленями, и протянул руку вверх, к обижено позванивающему кольцу люка над головой. Схватиться, подтянуться, вылезти, вытащить Жана – и можно с чистой душой идти на ужин.
Ну, конечно.
Жан не успел даже вскрикнуть – собственно, крик застрял в горле, перед глазами сверкнули зеленые молнии, и Йегер с растерянным лицом бухнулся на чужие колени: Кирштайн согнулся пополам, отвесил товарищу по несчастью смачное «спасибо» лбом о лоб и откинулся обратно, тараня затылком каменную кладку. Плечи ныли, бедра стонали, все, что между бедрами, орало благим матом, и сам кадет готов был устроить кровавую бойню прямо в этом узком, маленьком помещении.
- Йегер, чтоб тебя титаны сожрали.
А Йегеру – что об стену горох, приободрился и собрался на повторное восхождение.
Жан схватил его за локти, встряхнул, ненароком ударив спиной о камень, и зашипел в область ключиц, обжигая дыханием:
- Сиди. Уже. Спокойно.
Эрен возмутился и попытался схватить его за ворот рубашки: вместо этого смазал кулаком по лицу и отдавил оставшиеся остатки мужского достоинства.
- Я же почти вылез!
- Ты – почти вылез, - мрачно согласился Жан. – А я, чувствуется, навсегда тут останусь.
По ушам ударила тишина, разбиваемая сгустками тяжелого дыхания. Было слышно, как колотятся сердца у обоих, как сгущается над ними темнота, как скользит кожа по коже переплетаемых рук. Здесь слишком узко, слишком жарко, и Жан почти готов был отдать свои плечи на растерзание острых коленей, но Эрен схватил за плечи, наклонился близко, щекоча щеки взмокшими прядями волос, и что-то выдохнул в самые губы.
Когда Конни распахнул люк над их головами и спустил трос вниз, они оба готовы были связать несчастного и бросить в этот мрачный проем вместо себя: то их не дождешься, спасателей этих, то они лезут, когда не просят.

I-02. Имир/Криста, первый поцелуй. 170
Имир поспела более чем вовремя: Криста готова была упасть лицом в сугробы, превращаясь в ледяную горку искристого снега. Мороз жег кожу, стелился по ней паутиной и вонзал острые зубки в красную плоть, оставляя синие надрезы.
Криста почти умирала от холода.
Имир стянула с нее варежки, растирая белую, как чистый лист, кожу пальцами.
- Думать надо было, - бурчала себе под нос, дыша на замерзшие костяшки. – Глупая.
У Имир теплые руки и теплое дыхание. Она вся теплая.
- Щеки тоже заиндевели, - Имир размяла их пальцами, выдыхая на холодную кожу. – Могла бы и шарф повыше натянуть.
- Извини, - Криста уткнулась глазами в собственные коленки, мелко подрагивающие, и почувствовала касание подушечкой пальца по нижней губе.
- И губы у тебя тоже, - Имир выдохнула, - холодные.
Кожа к коже, холод к теплу, губы к губам – Криста прижалась к ней крепко-крепко, вбирая в себя это драгоценное тепло, разливающееся по застывшим сосудам несуществующей кровью. Первое касание – самое волнующее, поцелуй остался теплым отпечатком на посиневших губах.
Имир безумно теплая, и Криста теперь совсем живая.

I-22. Жан/Эрен, обнимашки. 166, бумажка
У Эрена в руках – клочок бумажки, маленький такой, смятый, замусоленный и обслюнявленный. Эрен заинтересованно шуршал бумажкой в попытке развернуть (а вдруг тайный план титанов по порабощению человечества!), и Жан вдруг понял, что это его, черт возьми, потерянная бумажка. Очень важная бумажка!
- Отдай! – Жан кинулся на несчастного Йегера, целясь пальцами в чужие пальцы и глаза еще такие страшные делая: вдруг психологическая атака сведет на нет необходимость атаки физической, а то с этим ненормальным драться – себе дороже.
Эрен так и опешил, и вместо того, чтобы выставить руки вперед, может, даже сжать в кулаки при возможности, защищаясь, завел их за спину, ловя гордо расправленной грудью озлобленного Жана.
- Куда руки спрятал? В глаза мне смотри!
Эрен и посмотрел. Удивленно, заинтересованно немного и почти спокойно. Выудил руки из-за спины, а потом взял да и обхватил бодающегося Жана за плечи, обнимая. Кирштайн замер и неуверенно подхватил кадета под поясницу.
Ну, и стояли, как идиоты: бумажка упала куда-то на пол и обиженно покатилась в пыльный угол. Да и черт с ней.

I-37. Ирвин видит мертвецов. И слышит. 120, А+
«Командор!»
«Вы помните нас, командор?»
«Вы похоронили нас, командор?»
«Командор, Вы же не оставили нас, правда?»
«Командор!»
«Командор, почему мы умираем?»
«Командор, это правильно?»
«Вы могли что-нибудь сделать, командор?»
«Почему именно так, командор?»
«За что мы умираем, командор?»
«Командор, мы были полезны человечеству?»
«Командор, Вы справитесь с этим вместо нас?»
«Вы же сможете отомстить за нас, командор?»
«Командор!»
«Вы с нами, командор?»
Командор разведывательного отряда Ирвин Смит открывает глаза – и видит многоликую тьму. Она смотрит мертвыми глазницами, пустыми и треснутыми, шипит тем шорохом, с которым крошатся кости, и переплетается кровью и слезами. Она гудит болью и отчаянием. Она протягивает руки – и зовет с собой.
«Вы с нами, командор?»
Командор Ирвин Смит поднимается на ноги – и многоликая тьма отдает ему честь.


I-20. Райнер | Бертольд, счастливое детство. 215, А+
- Сачком ее лови, сачком! – Бертольд перегнулся через хлипкие перила на деревянном мосту и ткнул пальцем в мелкую рыбину, быстро маневрирующую между камнями.
- Она ловкая, в сачок не пойдет, - Райнер поднял над головой длинную палку, остро заточенную с одного из концов. – Сейчас я ее ка-ак прихлопну…
Прихлопнуть он рыбу не прихлопнул, зато хлопнулся сам: поскользнулся на зеленых от ила камнях и шмякнулся носом в воду, провожая обиженным взглядом быстро уплывающую из самых рук добычу. Вот и поели свежей рыбки.
- Никому не говори, - насупленный, Райнер сидел на горячем от солнца валуне, а стоящий рядом с ним Бертольд елозил хиленьким полотенцем по его мокрым волосам, торчащим забавным ежиком.
- Никому не скажу.
Речка журчала свежими потоками, камни приятно грели кожу шершавой поверхностью, а над шуршащим лесом перекрикивались птицы, взлетая высоко в небо, к самым-самым золотистым облакам. Вечер обливал землю теплыми красками, а Бертольд прятался у Райнера на плече, одним глазом посматривая на краснеющее солнце.
Закат был потрясающе красивым, а сон, наполненный разноцветными бабочками, запахом хвои и прогулками по горячему песку босиком, оборвался предательски быстро.
Просыпаясь, Бертольд чувствовал соленую горечь по щекам. Райнер лежал совсем рядом, и Бертольд, протянув к нему руку, осторожно сжимал между пальцами торчащую прядь светлых волос. Почему-то казалось, что они оба всегда спали.
«У нас было счастливое детство, да, Райнер?»

I-39. Эрен/Армин. Помогать надевать форму. 239
- Вот, смотри, подтягиваешь здесь, подстегиваешь вот сюда, заправляешь вот туда, переплетаешь вот там, прикрепляешь за эту штуковину и прицепляешь здесь. Готово!
Эрен упер кулаки в бока и улыбнулся во все тридцать два зуба: удивительно, что все тридцать два были на месте. Армин так и остался стоять столбом, сжимая в руках осточертевшие ремешки: будь его воля, он бы их спалил. А так как воля не его, приходилось носить. Не получалось у него быстро их затягивать – у Эрена получалось, быстро, прилежно и сносно. Вон как натренировался.
- Сюда, туда… - Армин затянул первую пряжку. – Обратно?
- Да нет же, - Эрен присел перед ним, подтягивая переплетенные ремни к колену. – Зажми здесь.
Армин послушно зажал, чувствуя, как ладони Йегера скользят вверх по ноге. Хорошо скользят.
- Не дрожи, - Эрен нахмурился, поднимая голову вверх и смотря, как зажимается Арлерт. – Щекотно, что ли?
Ага, щекотно. Ладони у него горячие.
- А этот ремень вот сюда? – Армин провел по внутренней стороне бедра дрожащим пальцем. Эрен завороженно скользнул туда рукой.
- Нет. Не сюда.
Армин замер, чувствуя, как жгучие ладони ощупывают ноги. Йегер прижимался щекой к его бедру.
- Тогда зачем ты туда лезешь?
Голос задрожал. Все тело задрожало. Ноги подкосились. Пальцы сами собой вцепились в темные вихры на голове Эрена. Армин прижался спиной к стене и обессиленно соскользнул на пол, сжимая коленями чужие ребра.
Эрен насупился и прижался носом к носу.
- Хочу и лезу. Раздевайся.
Снимать ремни Армину нравилось больше, чем надевать.


I-27. Эрен/Армин. Поцелуй с открытыми глазами. 294, совесть Эрена
«В руках себя держи, в руках!»
- Стой и не двигайся.
«В руках, кому говорят! Эрен Йегер, будь благоразумен! А, хотя, о чем это я».
- Пожалуйста.
Армин прижался спиной к стене – она холодная, твердая и неприступная, но через нее хотелось провалиться. Стать вдруг легким, звонким и прозрачным – и свалить в царство кирпичей и тараканов. Армин бы с радостью стал призраком на пару секунд – наверное.
- Э… Эрен.
«Да, Эрен. Не пугай ребенка».
Ребенок – лучший стратег во всем взводе, мать его – дрожал, мял пальцы и обнимал себя за локти, зажимался и ярко краснел. По лицу как будто красную краску размазали.
Эрен надавил пальцами на алые щеки – горячие, как огнем полыхали, – и Армин зажмурился, чувствуя руки не только на лице, но и в ворохе волос, по кромке уха, вниз по шее, на плечах, даже на груди, а потом они скользнули на талию, непроизвольно сжимаясь на косточках бедер. Армин вспыхнул пуще прежнего и даже подумал о том, а не заехать ли другу в челюсть.
- Эрен, что ты делаешь?
«Домогается он, мать его»
Йегер трогал его. Чувствовал сквозь грубую ткань формы, ощущал переливы крови под тонкой кожей, прижимался лбом ко лбу и мазал кончиком носа по переносице. Армин тяжело, почти испуганно дышал и смотрел на него, пристально смотрел, боясь закрыть глаза. Как будто Эрен мог от этого исчезнуть.
«Держи себя в руках!».
Эрен прижал мокрые ладони к горячим щекам, потянулся вперед и накрыл губами чужие губы, так порывисто, что Армин невольно поперхнулся воздухом, подавился поцелуем и растаял под ощущением чужих рук на своем лице и крепкого тела, жмущегося к его телу. Глаза он так и не закрыл – смотрел в зеленые омуты, переливающиеся искристым бархатом, и сжимал в руках угловатые плечи.
«Все, занавес, Йегер. Допрыгался».
Целуясь, они смотрели друг на друга в упор – и это было впечатляюще.

I-21. Райнер/Бертольд, ненадолго остаться в казарме в одиночестве. А+, 182
Стены давили – давили на сознание, давили на душу, давили на тело, ощутимо давили, взаправду.
Потолок хлопал по макушке, рассыпался деревянными стружками и вспарывал воспаленную кожу.
Доски на полу трещали и крошились, разъезжались и падали в бездну, утаскивая за собой твердую опору.
Было больно. До слез больно.
Почему они?
Бертольд протирал кулаками опухшие глаза. Тер и тер их костяшками пальцев, пока кожа не пылала ярко-красным зудом. Слезы катились по сухим щекам, стягивали жгущуюся кожу, высыхали, испаряясь горячим паром, и текли снова. Бертольд стирал их до крови – так ему казалось.
Стены давили. Небо давило. Весь мир давил.
Он был один – сейчас был один, пока по щекам катились ядовитые слезы.
Он был один – и теперь можно было размазывать их по красной коже.
Почему они?
Райнер не спрашивал – незачем, он не знал ответа и не хотел знать. Райнер садился рядом – брал заплаканное лицо в ладони, прижимался к острым слезам губами и возвращал воспаленной коже ее прежний цвет. Бертольд молчал, всхлипывал только беззвучно и обнимал за плечи. Райнер всегда приходил вовремя.
Они были вместе – сейчас вместе, всегда вместе, плечом к плечу, спина к спине.
Потому что они.

I-25. Ирвин/Ривай. "Мое самое уязвимое место - это ты". 280
Камин потрескивал: весело перекатывался тлеющими поленьями и шипел слабенькими языками пламени. Ривай смотрел, как пляшет огонь, разбрасывая брызги тусклого света по стенам, и задумчиво покачивал ногой, откидываясь и упираясь руками за спиной в столешницу.
- Ирвин.
Командор перевел на него только взгляд – так и не оторвался от вороха бумаг, разбросанных по столу. Разбросанных – потому что капрал успел их разбросать, усаживаясь на столешницу. Ривай сжал ладони межу коленей и обернулся, заглядывая за плечо, в ярко-голубые глаза: немного темные в этом сумраке.
- Могут ли у тебя быть уязвимые места?
Странный вопрос, для Ривая – особенно. Уязвимые места есть у всех, и командор разведывательного отряда – не исключение. Ривай видел это по глазам, по поджатым губам командира, по его ровным плечам, по всему нему: но хотел ответа.
- Могут ли?
Ирвин усмехнулся: приподнял уголок губ вверх, черкая кляксами чернил по бумаге.
- Конечно, могут.
Следующий вопрос не заставил себя ждать: Ривай расслабленно задрал голову к потолку, сжимая столешницу между ног пальцами, и блики огня весело запрыгали по его обнажившейся шее.
- Какие?
Ирвин схватил его за плечо и дернул на себя – капрал упал на спину, придавливая ворохи исписанных бумаг, и поймал губами чужие губы, с запахом пергамента, чернил и пороха. Ривай поднял руки: закрылся в светлые волосы, вороша и пропуская пряди между пальцами, скользнул языком по языку и заглянул в глаза напротив. Ярко-ярко голубые, как небо.
- Мое самое уязвимое место – это ты.
Ривай хмыкнул.
Он, как всегда, на особом положении. И он тот, кто не должен умереть раньше времени, потому что он – самое уязвимое место командора разведывательного отряда. То самое уязвимое место, которое никто не может найти.
Блики играли в светлых волосах, путающихся с растрепанными черными – Ривай всегда это знал.
Но хотел слышать.

Обзорам :3<a href="http://allbloo.diary.ru/p189056540.htm">Исполненные заявки с Shingeki no One String Fest</a> (разнофандом) от [J]All Blue[/J]

@темы: Фемслэш, Балуемся, Фанфикшн, Shingeki no Kyojin, Имир/Криста, Райнер/Бертольд, Жан/Эрен, Ирвин/Ривай, Эрен/Армин, Слэш