Что хочется сказать. Вообще, много чего хочется сказать. Но я промолчу, ибо обещал себе на материться, да
Словом, я обожаю наше Богом забытое Заполярье. Умные амбициозные дети уже документы подали (вон, в СПАХФА на фармацевтическом уже больше ста тридцати), а не-умный не-амбициозный Я сидит и лапу сосет. А все почему?
Потому что ГДЕ МОЙ СЕРТИФИКАТ О СДАЧЕ ЕГЭ? Я хочу его серию и его номер, я же без этого заявление заполнить не могу и копии сделать. Ну, вот и буду как ошпаренный потом в августе бегать. А потом дальше лапу сосать
Но мама у меня - ОГОНЬ, поэтому мы с ней придумали хитрую стратегию. Я уезжаю в закат, оформляя на нее доверенность (а то вдруг я ей не доверяю, а тут бумага официальная лежит ), а она получает за меня сертификат, ставит мои подписи, раскидывает все по конвертам и рассылает по ВУЗам. И радуется жизни, готовясь отправить мелкого ребенка в первый класс, а меня - на первый курс. Золотая женщина Жаль, я не увижу, как запечатывают мои документы. Это же переломный момент в моей короткой жизни, а я его пропускаю. Ну, и ладно. Насмотрюсь еще.
А вообще, я уже завтра буду чучухать на второй полке мерно покачивающегося и подпрыгивающего на стрелках поезда. Буду заслушиваться музыкой (даже наушники себе большие приобрел), запечатывать почеркульками и засматриваться фильмами/сериалами/анимехами. Вот это жизнь! Даже со второй полки не слезу. Ну, разве что в сторону тамбура, на погулять на больших остановках и картошку себе кипятком развести. А так - виг-вам я оттуда слезу. Это же просто поездка мечты, а я уже закачал себе в плеер ОСТов из Титанов, буду затирать, пока уши в трубочку не свернуться
Но сначала надо бы заявления пораспечатывать, позваполнять, да и вообще сумку собрать И не забыть провода. И закачать книжки в книжку. И зарядить плеер и телефоном с ноутом. И скачать еще пару упоротых игр. И вытащить футболку с сушилки, м-мать. А то скукожится вся
А так я вроде готов к труду и обороне переезду. По сути дела, в Северной станице, за Полярным кругом я как бэ последний раз. Если только в конце августа приеду, чтобы последние шмотки забрать. Твою мать, это печально и ранит меня в самое сердце
И внезапно навеяло. Это, конечно, не Жарены, но меня чем-то привлекает этот пейринг, не могу сказать, чем именно. Нравится и все.
А вообще, тут второй тур на однострочниках открыли - о-о-о-о-о, вашу мать, вот теперь-то я повеселюсь
Название: Монстр Персонажи: Эрен/Армин Рейтинг: R Жанры/Предупреждения: ООС, ангста малясь, чуток романтизации, слэш, ER От автора: исполнение заявки с SnK-kink-феста.
"Возбуждаться при виде слез Армина" Он чувствовал себя монстром – это заставляло сжимать руки в кулаки и скрипеть зубами от безысходности. Он и был монстром – но не по этой части, не в таком свете, не при таких обстоятельствах. Не так все должно было быть.
Армин заливался слезами – они скользили по щекам соленым водопадом, стекали на воротник испачканной в крови рубашки, не его крови, совсем чужой, кого-то, кому посчастливилось умереть у него на глаза. Эрен смотрел, как они скользят по мокрому лицу, припухшему, поалевшему, – эти крупные прозрачные капли, собираясь на искаженных в гримасе боли губах. Армин вытирал их рукавом рубашки, а они все стекали вниз по щекам, по подбородку, стягивали воспаленную кожу сухим жгутом.
Армин елозил ладонями по лицу, кусал губы и жмурился изо всех сил – слезы текли и текли, а он никак не мог дождаться, когда они закончатся, когда прекратятся, когда этот кошмар затянется черной пеленой небытия. Но кошмар не затягивался, слезы не останавливались, и он размазывал их по алой коже, надрывно хрипел сорванным от рыданий голосом, и слышал журчание соленой воды в ушах. Было страшно, было больно, сердце заходилось бешеным стуком, и хотелось просто исчезнуть, забыть, раствориться.
Слезы мешались – капали с мокрых ресниц соленым напоминанием.
Эрен смотрел, как они капали – смотрел завороженно, с интересом, облизывая пересохшие губы. Внутри стучало по грудной клетке, заходясь бешеным ревом, подобным реву титанов, стучало и падало вниз, закручиваясь тугим узлом внизу живота. Закручиваясь так крепко, что в глазах расплывались тусклые огни, и ярко блестели только слезы, стекающие по щекам Армина к приоткрытым в немом крике губам. Они как будто сияли, переливались, искрились, растекаясь в ушах мягким ручьем, перезванивающимся капелью. Эрен блаженно улыбался этой капели.
И чувствовал себя монстром.
Армин его не видел – зато Эрен видел его, видел, как ему плохо, как он плачет, кричит до хрипоты, от страха, от безысходности, от отчаяния, от боли, от жгучей боли, стекающей из глаз. Комок внизу скручивался все туже и туже, в крепкие узлы, пускал колючие ростки, прорастающие к самым кончикам пальцев, распускался ядовитыми цветами в голове, дурманя разум. Под грудной клеткой раскрывались бутоны, касались бешено заходящееся сердце острыми лепестками, и шептали опьяняющей пыльцой. Шептали в самое ухо, шептали внутри, шептали, шептали, шептали.
Эрену нравилось чувствовать себя монстром. Это было неправильно – но ему нравилось. А Армин заливался горькой болью, разбивающейся о камень электрическими разрядами. Как молнии, как искры, взрывающиеся у Эрена в голове.
Эрен садился перед ним на колени – хватал за руку, смотря в расширенные от ужаса, от удивления, от неожиданности глаза. Сжимал плечо, скользил ладонью по спине, обхватывал крепко за худосочное тело, и прижимал так близко, что бутоны в голове разрывались ядовитыми сгустками, буквально вгрызаясь в извилины красными зубами. Эрен не позволял ему двигаться, обхватывал рот ртом, впитывал губами соленые капли и чувствовал, как они пульсируют на языке. Как они шепчутся, стекая вниз.
Монстр, монстр, монстр.
- Эрен! – Армин царапал спину о ледяной камень стены и хватался за исцарапанные им же самим плечи: хватался отчаянно, цепко, и надрывно хрипел в самое ухо, повторяя, как заведенный. – Эрен, Эрен, Эрен, Эрен.
Слезы катились по его щекам, капали на переплетенные руки, разбивались о подрагивающие колени, сжимающие чужие бедра, и сияли в тусклой темноте. Жидкая соль сплеталась с ядовитой пыльцой где-то в подсознании, где-то под грудной клеткой, растекаясь колючим океаном по венам, скручиваясь тяжелой булавой в самом сердце. Эрен с трудом дышал и ловил губами дыхание Армина, ловил его слезы, его боль, его отчаяние, его хриплые вскрики. Ловил собственное имя, сказанное чужими губами. Ловил и впитывал, накручивал на стянутые до боли клубки, не только внизу живота – но и по всему телу.
Армин чувствовал его сквозь пелену слез – чувствовал его руки, крепко сжимающие, чувствовал его хриплый голос в самое ухо, чувствовал его боль, заполняющую изнутри расплавленной безысходностью. Они будто зацепились друг за друга собственным отчаянием, сплотили его, объединили, пытаясь вырвать бутоны под грудной клеткой с корнем. Прозрачные капли сияли вниз по спине и груди, усеяли искусанные плечи, впитались в опухшие губы – Армин знал, что…
Эрен чувствовал себя монстром. И вбирал в себя эту боль, эту безысходность, делясь своей.
Армин плакал за них двоих.
Название: Тепло Персонажи: Эрен/Армин Рейтинг: PG-13 Жанры/Предупреждения: ООС, романтизация, слэш, ER, зарисовка, AU От автора: захотелось мне.
Погреться Зимой было особенно холодно – наверное, потому, что батареи еле-еле набирали якобы теплой воды, а метель за окном озлобленно выла и стучалась в стекло рассерженным снегом, крутящимся в бешено перемещающемся воздухе. Снежная пелена закрывала собой улицу и черное небо, в крохотной квартирке под самой крышей было темно и холодно, а вьюга только-только набирала обороты.
Поэтому Эрен даже прогноз погоды не смотрел, махал рукой на абы как переписываемые конспекты и забирался в шкаф в поисках огромного теплого пледа. Терся об него щекой, несясь на промерзший балкон и выкатывая в холодную комнату маленький обогреватель, сразу же запущенный в обиход. Нагревающаяся машинка жужжала, начинала излучать долгожданное тепло, а Эрен тащил за собой вяло сопротивляющегося Армина, прижимающего к груди справочник по истории древнего мира.
- Эрен, отпусти, мне готовиться нужно.
Йегер поджимал губы и тащился к радиоприемнику, настраиваясь на нужную волну. Диктор, периодически прерываемый шуршащими помехами, бодрым голосом вещал о том, что метель собирается буйствовать до конца недели, а это значило, что еще целых четыре дня снег намеревался долбиться в окна с такой силой, что стекла испуганно дрожали, и в вентиляции завывали белые черти. Эрен переключал волну, ловя станцию с какой-нибудь ненавязчивой музыкой, и смотрел на Арлерта с лицом абсолютного победителя.
- Забей ты на свои подготовки. Я сам никуда в такую метель не пойду, и тебя не пущу.
Армин пожимал плечами и позволял взять себя за руку. Эрен усаживал его на раскиданные по полу подушки, укрывал теплым пледом и подтаскивал обогреватель ближе, чтобы можно было чувствовать исходящее от него тепло. Затем выдавал кружки чая по талонам и забирался к другу под плед, обхватывая его, подрагивающего от холода, за талию и укладывая голову на колени. Холод обиженно топал ножками и никуда не отступал, но был уже не так силен, как раньше – Эрен чувствовал наполняющее его тепло. И Армин чувствовал тоже, грея руки о чашку чая.
- Древний мир? – Йегер кинул взгляд на обложку справочника, лежащего у ног Арлерта. – Есть там интересные истории? - Есть мифы, - Армин запускал теплую руку в растрепанные волосы Эрена и перебирал пряди, поглаживая костяшками пальцев по кромке уха. Йегер кивал, прижимаясь щекой к его бедру: - Почитай мне, что ли.
Армин улыбался, ставил кружку на пол, открывал книжку и читал, читал вслух, наблюдая за реакцией друга. Эрен то хмурился, то удивлялся, иногда восторженно присвистывал, а иногда и возмущался, размахивая руками – ему определенно нравились эти древнегреческие мифы. Закрывал глаза и прислушивался к тихому голосу Арлерта, неторопливо перебирающего слова, складывающиеся в удивительные строчки. Тепло текло по телу вязкой карамелью, въедалось где-то внутри, в сосуды, наверное, и текло снова, фыркая на обиженно надувшийся в углу холод.
А когда чтение надоедало, Армин закрывал книгу, и Эрен поднимался на руках, подтягивался вверх и припадал к его губам, чувствуя, как пшеница волос щекочет алые от тепла щеки. Ладони Армина скользили по его плечам, глаза смущенно смотрели в глаза, и хотелось больше тепла, не своего – чужого. Почувствовать чужую карамель, растекающуюся по телу приторную карамель, окунуться в нее с головой и блаженно облизывать губы от сплетающегося между телами жара.
Они кутались в плед, скользя руками по телам, крепко жались друг к другу и целовались, пытаясь рассмотреть блеск глаз напротив в тусклом свете погружающейся в темноту комнаты. Метель за окном безумно выла и металась, а Эрен прижимал к себе дрожащего от возбуждения и коротких прикосновений холода Армина и думал о том, что лучшей зимовки и придумать нельзя было.
Они проводили так каждую зиму – и тепло само липло к уставшим телам.
Название: Снежные переплетения Персонажи: Ирвин/Ривай Рейтинг: PG-13 Жанры/Предупреждения: ООС, ангста малясь, размышляловка, чуток романтизации От автора: я вообще хотел драббл про фононское детство командора, но, черт возьми, драббл вылился в не-драббл, и вообще, я закрутил. В общем, вот так
Ничегонепонять Половицы скрипели – рассохшееся дерево гнулось под весом ботинок с тяжелой подошвой, надрывно верещало и отскакивало эхом от пустых стен узкого коридора. Наверное, именно с такой усталой тяжестью, с таким сухим треском ступали титаны по поломанным костям.
- Ирвин! – голос грянул булькающим водопадом, царапаясь в самом сознании: грубый, жилистый голос, до жути противный, строгий. – Ирвин, маленький ублюдок!
В комнате темно и тихо – только собственное дыхание стелилось шуршащей пеленой по стенам, ловя бархатными боками гулкие удары бешено стучащего сердца. Он бежал, бежал быстро, по знакомым коридорам, пустым и сырым, бежал без оглядки, крепко сжимая в руках рассыпающуюся на глазах книжку: уголки превратились в мягкую бахрому, обложка стерлась, а из-под нее обиженно торчало несколько выдранных с корнем страниц желтой бумаги, замусоленной и жирной. Ирвин крепко прижимал книгу к груди, чтобы не потерять ни одной страницы.
- Ирвин! Сейчас же вылезай!
А теперь он сидел в кромешной темноте заброшенной комнаты. Забившись под стол, как голодная крыса, сжавшись в замерший клубок, зажавший крепко рот мокрой от волнения ладонью. Книга лежала рядом, и ощущение ее теплых страниц под пальцами, рельефа ее испорченной обложки, растерзанного переплета, дарило иллюзию необычного спокойствия, будто бы сквозь нее он шагнул в совершенно другой мир. Ирвин пристально посмотрел сквозь свои пальцы, пытаясь разглядеть в темноте очертания распотрошенной книги. Может быть, он и правда шагнул?
- Немедленно! Найду – семь шкур спущу, упертый болван! Ирвин!
Под плотно закрытой дверью, в полоске тусклого света, льющегося из коридора, скользнули длинные тени от черных ботинок с тяжелой подошвой. Ирвин сжался, втянул голову в плечи и обнял книжку руками, кусая и зажимая рот, чтобы случайно не закричать – иначе его найдут. Его найдут, как находили раньше, найдут и приведут в подвал, на деревянную, покрытую занозами скамью, чтобы отсчитать на его спине несколько десятков ударов. Ирвин чувствовал, как пылают полосы на спине, не желающие затягиваться полосы, и изо всех сил старался не реагировать на тяжелые шаги за дверью.
Это не так страшно, как ты думаешь, Ирвин. Давай, тебе уже десять, нечего бояться. Все будет хорошо.
- Все будет хорошо, - на ухо шепнул чей-то голос, тихий, охрипший, растекшийся в ушах прохладными шелковыми лентами: совсем другой, не булькающее отрывистое шипение. – Все будет хорошо, слышишь? Все обязательно будет хорошо, надо только переждать.
Ирвин кивнул сам себе: голос прав, надо только переждать. Дождаться, когда длинные тени исчезнут, ускользая вслед тяжелым шагам, когда можно будет выбраться из-под стола и перебраться туда, где его точно не найдут, ни за что и никогда – на чердак, полный пауков и детских страхов. Все дети в приюте обходили его стороной, абсолютно все, от самых малых и до самых старших, но Ирвин нашел свое спасение только там. Только там – куда ходить было по определению страшно.
А голос шептал на ухо. Шептал что-то непонятное, заплетающимся языком, кажется, за что-то извинялся, шуршал совсем рядом, оседая дыханием на губах. Ирвин сжался, прижимая книгу к самому сердцу – сухие листы зашелестели, падая на пол, и он замер, боясь выдохнуть и отвести взгляд от двери. Длинные тени замерли вместе с ним, словно прислушались. Тяжелые ботинки скрипнули по половицам и подошли совсем близко к двери. Ирвин зажмурился и услышал, как осипший голос звал его по имени.
- Ирвин.
Скрип половиц оцарапал одно ухо, мягкий голос огладил второе холодным дыханием и прикосновением замерзших губ к чувствительной кромке. Ирвин вздрогнул, чувствуя, как немеют пальцы, отпускающие книгу – он запаниковал, с ужасом смотря на облачко пара, вылетающее изо рта. Книга упала на пол с тихим хлопком, страницы зашуршали, а он шумно выдохнул, ощущая на пылающей спине глоток ледяного зимнего воздуха. И этого хватило, чтобы дверь с треском распахнулась.
- Ирвин! Иди сюда, маленькая тварь!
У него не получилось – у него снова не получилось. Его тащили вниз по лестнице, грубо, безжалостно спуская по крутым ступеням, кидали на царапающую щеки лавку и обижали ударами плети по спине. За непослушание, за побег, за непослушание, за кражу, за непослушание, за проникновение, за непослушание, непослушание, непослушание. А у него снова ничего не получилось. Узкая змея вспарывала воспаленную кожу, и он кричал – а осипший голос нашептывал ему на ухо. Плавно, дурманя, как будто гладя по лицу озябшими пальцами.
И снова было холодно.
- Ирвин, ты слышишь меня?
Он слышал – но не мог ответить. Губы будто сковало гримасой боли, а щелчки плети взрывались в голове россыпью острых снежинок. Словно внутри снегопад – белый-белый, сильный, почти как метель, разбрасывающая пригоршни снега по всем сторонам, и те липли к внутренней стенке черепа, оседая колючими холодными иголочками. Холод был внутри и снаружи, метель завывала ударами плети по спине, кровь мазалась с потом, и густым сиропом стекала вниз, на снег.
На снег?
- Очнись. Ирвин, очнись.
Плеть все еще щелкала – но ее удары больше не обжигали. Ирвин чувствовал, как она кусает его за спину, но не чувствовал ее обжигающей боли – только странный холод, сковавший тело, и ледяные руки на своих щеках. Перед глазами поплыл целый мир, растекаясь серыми красками подвала, будто его ластиком стирали, до белого-белого, искрящегося снега. Снега, на который стекала густая кровь. Снега, который он бессильно сжимал в пальцах, чувствуя колючие снежинки, тающие в руках.
Ему не десять лет – давно не десять. Он больше не упрямый светловолосый мальчишка, зажавшийся за дырявым креслом со страницей из сожженной книжки, он больше не прятался в темных комнатах, под пеленой страха и ожидания, он больше не возвращался в сырой подвал, чтобы обжечь спину якобы заслуженным наказанием. Нет, вовсе нет. Книжки закончились, сказки в них – тоже. Тяжелые ботинки остались в прошлом, канули в лету вслед за скрипом половиц и противным бульканьем из старого хриплого горла.
Теперь он слышал голос и чувствовал дыхание совсем рядом, живое и теплое. Из снежинок в голове складывался маленький сугроб – первая мысль после тяжелого сна.
- Ривай?
Ривай закрывал глаза и выдыхал – тяжело, почти со свистом, садясь рядом с устало щурящимся командиром. Просто плюхался в снег и прятал лицо в ладонях, теряя холодный воздух маленькими порциями сквозь пальцы. Ирвин смотрел на него мутными глазами, мутными и почти стеклянными, стучал зубами от холода и что-то шептал посиневшими от холода губами. С неба падал мягкий снег – стелился холодным ковром и укрывал холодным одеялом, путаясь снежинками в черных растрепанных прядях.
Тебе давно уже не десять, Ирвин. Но у тебя снова ничего не получилось.
- Что случилось? – язык слушался с трудом, рот не открывался, и чтобы сказать два жалких слова, потребовались титанические усилия. Ривай сложил ладони лодочкой, пряча в них красный от холода нос и посиневшие губы. - Тебя задела пятнадцатиметровая особь, - Ирвин пошевелил снегом в голове, складывая сугробы в воспоминания под бархатом осипшего голоса. – Ты ей приличную часть лица оттяпал, намного облегчил нам работу, но грохнулся с немалой высоты. Чудо, что вообще жив остался. - Я везучий, - растерянно отозвался Ирвин, водя пальцами по снегу. – Где остальные? - Вернулись к стене под командованием Ханджи, - Ривай протянул руку и поправил на ноге командора поалевшую повязку. И тогда Ирвин заметил, что разорвал бедро в кровь при падении – она лужицей вязкого сиропа растапливала снежинки совсем рядом, ярким пятном горя на белом покрывале. Рана жглась – как жглись когда-то полосы на спине. - Почему ты не отправился с ней?
Ривай дернулся и посмотрел на него – зло, нахмурено и в то же время, совершенно растерянно. Снежинки засыпали его черную голову, плечи, колени, холод окутал вздрагивающее тело, и губы подрагивали, пылая красно-синей ягодой, а он сидел рядом, дышал тяжело, и смотрел непонимающе, совсем обескураженно. Ирвин вглядывался в него и ждал ответа, чувствуя, как снег прошибает ослабленное тело: в голове еще бурлила каша, созданная отголосками темных комнат и скрипом тяжелых ботинок, и ему периодически казалось, что ему все еще десять.
Но ему давно не десять, а проблемы так и не прекратились, наоборот – их стало больше, они стали серьезнее и опаснее. А еще – сильнее, выше, голоднее и кровожаднее. Ирвин смотрел на опешившего Ривая и думал о том, что не хотел бы вдруг услышать тяжелую поступь по скрипящему снегу. Только не сейчас, только не в таком положении, только не с ним. Не как с книжкой, не как с бесполезными побегами, не как со щелкающей плетью – сейчас все должно получиться. Не обязательно у него.
- Я не мог тебя оставить, - наконец, выдохнул Ривай. Ирвин скользнул по нему изучающим взглядом и спокойно спросил, стараясь, чтобы голос не дрожал от придавившего к земле холода. - Ты помнишь приказ? Ривай вскинулся и посмотрел на него волком: стальным взглядом из-под заснеженной челки. - Помнишь? - Так точно. - Слово в слово? - Да, сэр. - Что ты должен был сделать? – Ирвин поднял руку и устало потер переносицу, слушая напряженную тишину, прерываемую шелестом снега. – Что ты должен был сделать, Ривай?
Убежать. Он должен был убежать – прикончить как можно больше титанов, каких сможет, и бежать, без оглядки, не смотря на погибающих товарищей. Просто бежать к спасительным стенам, просто прятаться в огромных каменных клетках. Он должен был бросить все и всех – и просто сбежать. Таков был приказ высших инстанций для тех, кто выживет. Ирвин руководил операцией – бежать было велено и ему, вот только он не смог. Ривай мог – и не выполнил приказа.
- Ривай? - Заткнись, - он зашипел, хватая командора за плечи. – Заткнись, просто заткнись, Ирвин. К черту твои приказы. Все к черту. Только живи.
Ривай - не та разорванная книжка, и он никогда не должен стать ею. Ирвин прижимал его к груди, крепко, трепетно, и обещал себе, что не отпустит рук, не разожмет, как тогда, окутанный пеленой темной комнаты. Он не мог больше ошибаться, ему нельзя было, не было ни единой возможности, никакого права на ошибку – у него должно было получиться. Хотя бы сейчас. Хотя бы сейчас он должен был уберечь то, что у него еще было. Не как с той книжкой, брошенной в огонь сразу же после его поимки – он готов был вытерпеть сотню, две сотни, три, тысячу ударов, но только не как с той книжкой.
Это ты живи.
Ривай помогал ему подняться на ноги – стоять, да и ходить было тяжело, бедро ныло и болело, утягивая обратно на засыпанную снегом землю, но Ривай крепко обхватывал его поперек груди. Шмыгал носом и позволял себе уткнуться лицом под ключицами, на самую малую секунду. Ирвин сбивал снег с его волос, гладил по голове и целовал в лоб, стараясь хромать как можно быстрее, не жалея сил и разрывающуюся от крика рану. Снег сыпался с неба, до стены было не так далеко, а насупленный Ривай прижимался к боку, перекинув его руку через свои плечи – помогал и был рядом, как и клялся.
Ирвин забывал о скрипучих половицах, тяжелых ботинках и щелчках плети. Ривай – не так книга, его он сможет защитить.
Я люблю этого автора, потому что додзи у него милые, легкие и приятные. А тут немного ангста, и, обожеда, командор с таким подарком от титанов очарователен, как бы жестоко это не звучало *..*
Название: Яблочные сети Персонажи: Жан/Эрен, садовник и яблоки Рейтинг: PG-13 Жанры/Предупреждения: ООС, баловская зарисовка, слэш, малясь романтизации От автора: начал вчера, закончил сегодня, полностью переписав предыдущий текст нафиг. Я вдруг понял, что мне очень нравится, когда эти двое оказываются в замкнутых помещения или просто очень-очень близко друг к другу. Это ж, блин, вдохновляет меня.
Яблочки и Жарены Они светились зелеными фонариками, эти большие спелые плоды – переливались на солнце и катались в изумрудных тенях, отбрасываемых тихонько шуршащими на ветру листьями. Эрен смотрел на яблоки, усыпавшие раскидистые зеленые ветви, во все глаза и плотоядно облизывался. В животе обиженно ныло и урчало, рот наполнился слюной, словно за щеки воды набрали, а сочные плоды улыбались маленькими листиками на тонких черешках – коснись, и яблоко упадет в твои руки.
- Охренеть, - восторженно присвистнул Эрен, закатывая рукава. – Ими же обожраться можно. - Верно мыслишь, - Жан настороженно покосился в сторону завороженного кадета: не нравилось ему, когда Эрен включал извилины и заставлял запыленный механизм мозга надрывно скрипеть в процессе работы. Это отдавало легким бризом проблем и разборок не только меж собой, а также между ними и разозленными до синих чертей старшинами. Ибо, да, злить до синих чертей они умели. - Давай наберем дюжины три, - Эрен дернул важно подбоченившегося Жана за рукав. – По дороге сами наедимся, еще и ребятам принесем.
О ребятах Жан как-то не думал, когда лез сквозь кустарники смородины и крыжовника, чтобы добраться до раскидистого сада: главное, он бы принес яблочко Микасе. Она бы улыбнулась смущенно своей редкой очаровательной улыбкой, взмахнула длинными черными ресницами, скромно убрала прядь волос за ухо и робко приняла щедрый подарок дрожащими от волнения руками. Жан почти пустил слюну, а потом ударился о землю, падая с пушистых облачков.
Ага, конечно, держи карман шире. Это же Микаса.
- Давай так, - Эрен вытянул руки вверх, обращая скрещенные пальцы внутренней стороной к густым кронам деревьев, и прогнулся, потягиваясь: Жан невольно проследил за плавно изогнутой линией спины, - я залезу на ветку и буду тебе яблоки кидать. А ты лови. - Стой-стой-стой-стой-стой, - торопливо забормотал Жан, поднимая руки в протестующем жесте. – Зная тебя, я эти яблоки буду глазами и лбом ловить. Вот уж сам оставайся здесь и пирамидки из них строй. - Еще чего, - фыркнул Эрен, пригибаясь для короткого разбега и прыжка. – Я предложил полезть в сад, значит, я и полезу на дерево. - Тоже мне аргумент нашел, - Кирштайн не остался в долгу, упирая ладони в колени. – Кто первый добежит вот до этой яблони, тот и полезет. - И это буду я, - довольно хмыкнул Йегер, срываясь с места одновременно с Жаном.
Рвануть-то они рванули да и добежали одновременно, потеряв опору под ногами и взмахнув в воздух – в сплетениях плотной сетки-ловушки. Вот так взяли и повисли в немыслимых позах, пойманные в сети садовника, решившего наказать шустрых воришек, ловко обгрызших плоды его прекрасного сада. Вот только эти двое, как две большие пчелы, покачивающиеся в импровизированном улье, очень большом и веселом улье, не были теми ловкими и шустрыми ворами. Но, как будто, в этом будут разбираться.
Жану захотелось хлопнуть себя рукой по лбу: он так и знал, что когда Йегер включает мозги, от него надо драпать, драпать, драпать, и как можно дальше. Он бы и хлопнул – чья-то нога на плече мешалась.
- Заебись, - процедил Эрен, чувствуя, что давит поясницей на чье-то колено: и это было ой, как неприятно. – Сходили за яблочками. - А это ты предложил залезть в сад, - Жан попытался согнуть ногу, чтобы колено с удвоенной силой пересчитало позвонки у Йегера в пояснице, хотя, насколько он помнил, все позвонки у него там были в порядке. – Вот теперь сам за все и отчитывайся. - Надо отсюда выбираться, - Эрен завозился на нем, ударяя лодыжкой в ухо: Жан заскрипел зубами. – Твою мать, помоги мне. - Чем я тебе помогу? – огрызнулся Кирштайн, подцепляя носком сапога чужое плечо. – Я тут вообще без движения. - Черт, - Йегер скривился, пытаясь дотянуться до ноги, задравшейся чуть выше головы Жана. – Я не чувствую ее. - Кого? - Ноги, мать твою. Ну-ка, перевернись? - Йегер, ты тупой или притворяешься? Я же сказал, я вообще без движения. - Да чтоб тебя комары ночью заели, - огрызнулся Эрен, откидываясь головой на сетку: о затылок приятно ударил ствол дерева. Пока он возился, они неплохо раскачались. А Жан, видимо, и правда, не мог в полной мере пошевелиться: его придавило скрюченным Йегером, и все, что он мог сделать, это пошевелить рукой, и то, только правой. Левая затерялась где-то среди перекошенных тел.
Заебись. Сходили за яблочками.
- И что мы делать будем? – спросил Эрен, когда накал страстей утих, сетка перестала раскачиваться, а они начали дышать спокойно и ровно. Жан приоткрыл один глаз и лениво махнул рукой, обхватывая ладонью колено Йегера: так было удобно. - Ничего. Ждать помощи. - Ага, жать, пока нас раскочегарят, - Эрен сжался, всем весом упираясь Кирштайну в живот: и не только. – Думай, давай. - Пошел ты знаешь куда, - огрызнулся Жан, сжимая в пальцах его колено. – Тебе надо, ты и думай. Я уже привык. - К чему? - К тому, что с тобой невозможно не нарваться на неприятности. - Тебя никто за уши не тянет, - обиженно сплюнул Эрен, складывая руки на груди. Жан посмотрел на его надувшиеся щеки и подумал, что Йегер довольно сносен в таком ракурсе. Черт возьми, даже мил. Очень мил – Жан скользнул ладонью под его коленом.
Черт возьми, о чем он думает. Черт возьми, что он делает. Черт возьми.
- Кирштайн? – Эрен нахмурился, чувствуя скользящие движения по ноге. – Жан, не делай так. - Заткнись, - Жан скользнул пальцами на внутреннюю сторону его бедра, смотря, как заливаются щеки Йегера: что странно, он вообще быстро краснел, если на то пошло. – Это все твоя вина. - Повторяю, тебя никто за уши не тянул, - Эрен попытался дотянуться до чужой руки, но та ловко скользнула на живот, заставляя прикусить губу. Если они здесь надолго, то пиши пропало. Дважды пиши. Жан провел пальцами вдоль ширинки – трижды, твою мать, трижды. - Повторяю: заткнись.
Эрен взбрыкнулся, когда пальцы коснулись паха – Жан протестующе заворчал, пригрозил, но сделать ничего не смог ввиду полной обездвиженности, вызванной перемещениями Йегера в пространстве. А так как кроме самого Кирштайна твердых поверхностей поблизости не было, то ему, бедному, досталось по полной программе. Эрен весьма активно перемещался в этом самом пространстве, огороженном крепкой сетью, подвязанной к одной из зеленых ветвей.
Зато переместился, так переместился.
Жан теперь мог словить его дыхание ртом – так близко они оказались друг к другу. Глаза в глаза, нос к носу, грудь к груди, разве что двигаться все равно трудно, почти невозможно. Эрен схватился за сетку у Жана над головой, поймал подавшиеся навстречу губы и промычал что-то в чужой язык, когда свободная ладонь, все еще правая, схватила его за бедро. Кирштайн теперь мог облапать его со спокойной душой и даже не подавиться угрызениями совести.
Черт возьми, да они много чего теперь могли бы здесь натворить. Если бы садовник не пришел посмотреть на свои яблочки так рано.