И вдруг вспомнил о потерянной заявке.

[allbloo]

Название: Пустая аудитория
Персонажи: Зоро/Санджи
Рейтинг: R
Жанры/предупреждения: слеш, суровая, еле заметная, романтика, ООС и AU. Стандартный набор недописаки.
От автора: мне должно быть как минимум стыдно: до сих пор ничего не написать на "самый очевидный яойный перинг в ОР". Как я могла?

Слешерим

- Эй, Завитушка, - голос Зоро эхом стелется по персиковым стенам пустой аудитории. – Сколько можно строчить? Вроде спал я, а конспект не написал ты.
- Заткнись. Прекрасные меллорин намного важнее конспектов, - шипит Санджи, отрывая взгляд от исписанной вдоль и поперек маркером доски и пуская пару розовых сердечек в сторону закрытой двери, за которой десять минут назад скрылись его обожаемые музы. Зоро скептически фыркает и трет шею ладонью, прислоняясь к пустующей парте, исписанной формулами и терминами – видимо, так Усопп быстрее запоминает материал.
- Пиши быстрее, тут жарко.
- Стой молча и жди.
Бурча под нос что-то похожее на: «Ну, обалдеть теперь», Зоро нервно топает ногой, вертя головой из стороны в сторону, смотря то на усердно выводящего иероглифы Санджи, то на портреты ученых, развешанные по стенам. Ученые-то ему до лампочки, а вот Завитушка неимоверно бесит, сидя на стуле ровненько, поддерживая королевскую осанку, медленно и аккуратно выводя каждую линию. Ророноа задирает голову вверх, да так, что краем глаза видит верхнюю часть распахнутого окна, развиваемые сухим ветром занавески и ярко-синее небо, украшенное сладкой ватой белых облаков. С улицы доносятся громкие крики и звонкий смех, а где-то за чертой школы шумят автомобили, визжа шинами и урча мотором. Мир катается по своим закоулкам, брызгая красками и рассыпаясь звуками, и в голове совершенно пусто, а в теле приятная легкость и тянущая ломкость, как после хорошего сна. Зоро наклоняет голову, когда шея начинает ныть от неудобного положения, и смотрит на чиркающего ручкой по бумаге Санджи, обводя его привычным взглядом, не жадным, но цепляющим. Оценивающим.
У Санджи золотые волосы, искрятся в лучах яркого солнца, почти так же, как скачут блики на подрагивающих серьгах Ророноа. Светлые пряди растрепаны, небрежной челкой падая на левый глаз, а мягкие кончики щекочут основание шеи с затылка и щеки с лица, отбрасывая на незагорелую кожу легкие тени. Санджи высовывает язык от упорства, с которым переписывает теорию с доски, и скользит им по губам, кончиком облизывая уголки. На розоватой коже остается влажный след, который сверкает тусклой медью, отбрасываемой то ли лучами солнца, то ли волосами – не одно ли и то же? Зоро опускает взгляд на изгиб шеи, цепляясь за края отогнутого воротничка, и с интересом рассматривает еле заметный контур красного пятна, надежно спрятанного под тканью рубашки. Почти сошел – неплохо было бы исправить такое упущение.
- Все, - торжественно сообщает Санджи, резким движением захлопывая тетрадь и ловко выуживая сумку из-под парты. Зоро смотрит, как плавно и быстро движутся его руки, как длинные пальцы обхватывают цилиндры ручек и карандашей, как изгибаются его запястья, спрятанные под плотной тканью манжет – Санджи хочет быть поваром, и руки у него, согласно будущему статусу, великолепные. Руки, ноги, торс, спина, лицо – великолепные. Ророноа кажется, что он знает лишь одно это слово – «великолепные». Слепленные из величия, наделенные необычной притягательной силой, которая хватает мечника за рубашку, зарывается в его короткие жесткие волосы, сжимает щеки, играется с перезвоном медных серег, обнимает за плечи и скользит вниз по торсу, обводя самыми кончиками края уродливого шрама – Зоро нравится. И этого достаточно.
Санджи задвигает за собой стул и не успевает ступить и пары шагов: сильные пальцы обхватывают плечо, разворачивая лицом к серо-зеленым глазам, и вжимают поясницей в край парты, за которой всего минуту назад усердно и старательно переписывался несчастный конспект. Зоро смотрит всего секунду – дергает за воротник, отрывая верхние пуговицы, и жмется губами к губам, упирая ладони в столешницу и сжимая локтями чужие бока. Санджи толкает его в плечи, заставляя отшатнуться на пару шагов назад, и смотрит зло, возмущенно:
- Говорили тебе не сидеть у окна – на солнце перегрелся!
Зоро фыркает, грубо хватая любовника за талию – жмет к себе, поднимает и усаживает на парту. Гладит ладонями по спине, чувствуя горячую кожу сквозь ткань рубашки, и всматривается в недовольное лицо. Санджи возмущается, несомненно, но уже не так ощутимо. Поддается порыву, которых от Ророноа днем с огнем не дождешься, и вплетает пальцы в жесткие волосы, массируя кожу головы. Те самые пальцы тех самых великолепных рук.
- Маримо, - озвучивает он свой диагноз, сжимая коленями чужие бедра. Как вызов, почти как приглашение. И даже если это не так, Зоро не хочет останавливаться, не хочет ждать, не хочет терпеть. А если он чего-то не хочет – разве должен он это делать? Санджи падает спиной на столешницу, чувствуя обнаженными плечами полированное дерево, нагретое на солнце.
Дверь в аудиторию прикрыта, слабо соприкасаясь в косяком, и сухие порывы летнего ветра периодически шуршат по линолеуму, заставляя старые петли поскрипывать от еле заметных движений. Зоро горячее этого жаркого ветра, сжимает в руках угловатые, украшенные россыпью слабых синяков бедра – он не умеет по-другому, ногти сами собой впиваются в нежную кожу. Санджи держится за его предплечья, кусая губы и крепко жмуря глаза, чувствуя, как лицо горит огнем, как ноют мышцы в истоме, как движется в нем Ророноа, рвано, прерывисто, в сбитом темпе. В голове нарастает пульсация, отдающаяся волнами по всему телу, а скрип двери заставляет вздрагивать и приоткрывать глаза, сквозь мутную пленку смотря в сторону дверного проема. Санджи не помнит расписания и не может точно сказать, будет ли в этой аудитории урок, но даже если и будет, что с того – Зоро с силой нажимает на острые косточки его бедер, чувствуя подающееся навстречу тело, и упирает локти в парту над плечами дрожащего юноши.
Дыхание сплетается в одно, оседая на губах капельками пота, изумруд волос сплетается с растрепанным золотом, а там, за прикрытой дверью, раздаются громкие шаги, эхом отдающиеся в пустом коридоре. Санджи мычит что-то нечленораздельное, упираясь плечами в парту и выгибая спину дугой, и настойчиво отворачивает голову от губ Ророноа, смотря в сторону входа. Зоро тоже смотрит в кусок темно-бордового дерева, зарываясь пальцами в мягкость прядей и дергая на себя. Вцепляется губами в его рот, размашистым движением гладя по бокам, и чувствует, как оплетаются вокруг его шеи великолепные руки, как сжимают его ребра острые коленки. Шаги за дверью приближаются, а настойчивые движения в горячем, жарко обволакивающем нутре становятся лишь быстрее, резче, глубже, и жар разливается по обоим телам с одинаковой силой, обматывая куском крепкой веревки.
Когда дверные петли скрипят, подчиненные уже не ветру, Санджи выгибается дугой, почти беззвучно шепча в чужие губы: «Зор-ро-о», прерывисто, хрипло, с придыханием. Ророноа останавливается глубоко внутри него, как будто не хочет отпускать его из рук, а дверь так и остается приоткрытой, и даже петли не скрипят на ветру. Эхом отдается явственное: «У нас же не здесь!», и шаги быстрым стуком удаляются в противоположный конец коридора. Санджи поворачивает голову, тяжело выдыхая горячий воздух, и переводит туманный взгляд голубого глаза на прищуренные мутные изумруды.
- Эй, маримо.
Ему не нужно объяснять, Ророноа и сам все прекрасно понимает. Поэтому расплывается в хищной улыбке, плавно толкаясь вперед. Санджи непроизвольно охает и ерзает на месте, чувствуя тянущее чувство по всему уставшему телу.
- Вечер только начинается, Завитушка.
Великолепные руки блуждают по загорелой груди, обхватывая за плечи и вытягиваясь перпендикулярно шее. Губы ищут губы, а тело льнет к телу, забываясь в сладком жаре. Яркое небо сверкает теплым глазом, украшенное бледно-розовыми перинами. Солнце смущенно краснеет и спешит спрятаться за горизонт.