Первое, что я сделала, когда мы начали пересматривать Наруто в декабре - посмотрела, что там происходит на ЗФБ. И что я там увидела? Правильно, команду
Так что я влетела в последний вагон и стала делать то, что у меня получается - нести текст, текст и ещё раз текст. А что ещё делать, если хочется графоманить без остановки, а количество хэдканонов - твоих и не твоих - только располагает? Вот я и отметилась во всех текстовых выкладках, и нет, мне не стыдно. Начну с низкого рейтинга, потому что он ламповый (частично) и делает мне хорошо (тоже частично).
Хочу сразу сказать большое спасибо vIruka за организацию и открытость - ты мне очень помог! - и командным бетам, которые смотрели мои тексты - вы, ребята, действительно классные (:
1. Начну с ИноСаку, потому что это первый опубликованный текст, но далеко не первый написанный - я ехала в Питер на проклятой утренней ласточке (шесть утра, мать её) и неожиданно решила, что, проспав три часа накануне, я вполне себе бодрая. Поэтому, чтобы не терять времени - впереди было две границы и ночёвка в аэропорту, поэтому я понимала, что за тексты не сяду еще как минимум сутки, а идеи просились вот прямо сейчас, - благополучно расчехлила ворд.
Вообще-то текст основан на реальных событиях - мой друг бесится, как Сакура, когда я прихожу к нему с ночевкой, потому что мои волосы остаются в его квартире буквально везде, по крайней мере, это он так утверждает На самом деле ему можно верить, потому что когда я жила у него на сессии две недели кряду, я сама видела все свои волосы, оставшиеся на тёмном пледе - вот у него подгорало, он такой педант и чистюля, а тут я со своими патлами
Итак, тут мои хорошие девочки, которые заслужили, условное модерн!АУ и Наруто, который шарится по холодильникам (местный Луффи, что с него взять).
Везде и всюду, чуть больше 1к слов, PG.Длинный тонкий волос — светлый, само собой — лежал на бортике ванной, чуть завиваясь у кончика, — Сакура сморщила нос и осторожно взяла его двумя пальцами, будто ядовитую змею. Волосы Ино были везде — и это было не смешно.
Это была целая проблема.
Когда они только начали жить вместе, Сакуре даже нравилось — иногда она находила эту светлую нитку на подушке и улыбалась, смотря, как она переливается в утреннем солнце. Потом она стала натыкаться на них в ванной, в прихожей, на полу в гостиной, на съёмных тумбах в кухне и даже в недрах гардероба — в общем, везде, где Ино причёсывалась или поправляла причёску.
По всей квартире, то есть.
— Я же убираю их за собой, — говорила Ино, отмахиваясь. — Подумаешь, пару волосков осталось.
Дело было как раз в том, что их было не пару — иногда Сакуре казалось, что Ино вставала по ночам, оставляла всю свою шевелюру на каждой горизонтальной поверхности в квартире, а потом снова ложилась спать. Волос было так много, что Сакура поражалась, как Ино ещё не облысела.
— Они просто очень быстро меняются, — объясняла Ино, пальцами расчёсывая длинный густой хвост. — Я же не могу за каждым следить.
Зато Сакура могла — она эти волосы узнала бы, даже если бы их положили рядом с другими похожими: светлыми, длинными и приятными на ощупь. Ей нравились волосы Ино — нравилось зарываться в них пальцами, когда они с Ино лениво лежали на диване, нравилось тянуть за них, осторожно наматывая на кулак, когда они занимались сексом, нравилось убирать пряди за ухо, когда они просыпались по утрам.
Но Сакуре не нравилось выгребать их из квартиры — наверное, если постараться и найти всё, что упало с головы Ино, можно было насобирать на маленькую лавку париков и разбогатеть ненароком.
— Может, это не обновление, — предположила как-то Сакура, и Ино подняла на неё взгляд в зеркале — она как раз укладывала волосы в какую-то хитрую причёску.
— В смысле?
Сакура пожала плечом и подтянула ворот растянутой футболки, чтобы не спадал.
— Может, твои волосы неспроста так обильно лезут, — сказала она задумчиво и тут же пожалела об этом.
Ино развернулась к ней на каблуке — невидимки, которые она зажимала в зубах, градом посыпались на пол; выглядела Ино очень недовольной.
И очень обиженной.
— Они всегда так лезут! — сказала она сердито, сжимая кулаки. — Или хочешь сказать, что я чем-то больна? — она сощурилась и сложила руки на груди.
Сакура тяжело вздохнула и осторожно положила ладони ей на плечи.
— Я только предположила, — сказала она виновато, и Ино надула накрашенные губы.
— Ненавижу, когда ты начинаешь диагнозами раскидываться.
Сакура улыбнулась ей.
— Я ещё ни одного не кинула.
— И не начинай, — Ино цокнула языком и позволила себя поцеловать.
Сакура погладила большим пальцем ключицы в вырезе её блузки, скользнула ладонью вверх по шее, задела пальцами рассыпавшиеся по плечам волосы — и между фалангами осталось что?
Правильно.
— Они мне уже везде мерещатся, — сказала Сакура, когда убирала нитку у Ино со спины.
Та поджала губы.
— Не утрируй, — она перекинула хвост через плечо, заботливо расчесала пряди пальцами.
Она очень любила свои волосы — а Сакура очень любила Ино.
Но количество волос от этого не уменьшалось — Сакура наловчилась выхватывать их взглядом раньше, чем солнечные лучи или свет от люстры над головой; если обойти комнату по кругу три раза, можно было собрать небольшой такой клок. Как только гости не замечали.
— Какие волосы? — спросил Наруто, когда основательно грабил её холодильник в обед.
Сакура молча показала ему за спину — Наруто долго всматривался, даже присел, чтобы поводить носом по тумбе, потом заметил. Взял волос двумя пальцами, осмотрел его на свету, хмыкнул.
— Действительно, волос, — сказал он глубокомысленно и пожал плечами. — Никогда бы не заметил, если бы ты не сказала.
У Сакуры просто был опыт.
За то время, что они с Ино жили вместе, она основательно намаялась с её волосами — и дело касалось не только выпавших волосков. Когда Ино спала, она забрасывала шевелюру за подушку, но ночью она всё равно оказывалась разбросана по всей кровати — конечно, Сакура придавливала её во сне, и время от времени, где-нибудь часа в три ночи, они ругались. Ино категорически не хотела заплетать волосы в косу или пучок на ночь, потому что:
— Им надо дать отдохнуть! — так что Сакура просто забирала подушку и молча уходила на диван.
Проблема была в том, что волосы были и там — они были везде, где была Ино; такая интересная закономерность.
— Ты сама их не зажимаешь? — спросила как-то Сакура, когда они собирались покататься на лыжах с Ли и Тентен.
Ино как раз застёгивала лыжную куртку, и волосы из её длинного хвоста ни разу не попали между зубчиками молнии.
— Что зажимаю? — не поняла она, заправляя волосы под шарф, чтобы не раскидывались по плечам.
Сакура протянула ей перчатки.
— Волосы, — буркнула она — тема за последнее время стала острой и животрепещущей, Ино вскинула на неё предупреждающий взгляд. — Ты не зажимаешь их ручкой сумки или курткой, или, не знаю, в глаза они тебе не лезут, когда погода ветреная?
Ино посмотрела на неё оценивающе и пожала плечом.
— Да нет, вроде, — она осмотрела этажерку в прихожей, чтобы убедиться, что они ничего не забыли. — Ключи взяла?
Сакура показала ей брелок.
— Взяла.
У Сакуры когда-то тоже были длинные волосы — не такие длинные, как у Ино, конечно, чуть ниже лопаток, — и она в своё время знатно с ними намучилась; так знатно, что больше не хотела отращивать. Ино же не смущали ни цены на маски и косметические средства, ни количество времени, которое она тратила на то, чтобы вымыть голову, расчесать мокрые волосы, высушить их и уложить в причёску — иногда Сакуре казалось, что проходили целые эоны.
— Никогда, — сказала Сакура, пока шинковала овощи для риса.
Ино, сидящая с ноутбуком за столом, подняла на неё взгляд.
— Что «никогда»?
— Никогда не буду отращивать волосы, — сказала она и слишком сильно вогнала нож в разделочную доску.
Ино закатила глаза и издала задушенный звук, полный возмущения, — она уже четыре раза поменяла всю линию ухода и даже сходила к специалисту, чтобы успокоить и Сакуру, и себя заодно. Её волосы просто были такими — что она теперь сделает?
— Ну, хочешь, я их обрежу, — сказала она в сердцах, хмуро уткнувшись в ноутбук, и, судя по всему, знатно испугалась, когда Сакура грохнула ножом о разделочную доску.
— Не смей! — сказала она, задыхаясь от возмущения. — Что хочешь с ними делай, только не обрезай.
Ино выгнула светлую бровь, задумчиво почесала переносицу кончиком ногтя.
— Дорогая, — сказала она, наконец. — Будь добра, определись, нравятся тебе мои волосы или нет.
Сакура тяжело вздохнула и села рядом с ней — сняла перчатки, в которых работала на кухне, промокнула пальцы полотенцем на всякий случай, подняла ладонь, спрашивая разрешения; Ино кивнула.
— Я люблю твои волосы, — Сакура пропустила пряди сквозь пальцы, потёрла между подушечками. — Но только не те, что валяются на полу.
Ино пожала плечом.
— Всем нам приходится с чем-то мириться: тебе с моими волосами, мне — с тем, что ты умудряешься находить их там, где меня даже не было.
Сакура закатила глаза и позволила поцеловать себя в висок — Ино зарылась носом в её короткие тонкие волосы, накрутила кончик пряди на палец.
Возможно, она была права.
Возможно, Сакура смирилась.
На клавиатуре ноутбука, свернувшись мягкой спиралью, лежал светлый, поблёскивающий в свете кухонных ламп, волос.
2. Этот текст полез из меня вообще неожиданно - то ли я гифки на тамблере увидела, то ли ещё что, но ситуация поселилась у меня в голове и всё. Я даже про их отцов ничего толком не знала - пришлось лезть в наруто-вики и смотреть соответствующие серии, потому что ну нельзя же вот так с бухты-барахты писать, даже если очень хочется.
Он мне очень нравится, потому что это такой грустный ламповый романс - про упущенные возможности и брошенных одиноких людей. Никакого подтекста, ничего лишнего - просто про одиночество. И КакаГай, как основная линия.
Неотправленные письма, чуть больше 1к слов, PG.Какаши никогда не трогал вещи отца без лишней надобности — просто однажды собрал их в большую коробку и поставил в самый тёмный угол, чтобы не было видно; он не любил вспоминать об отце, и эта коробка очень быстро исчезла из его памяти, полной ярких и болезненных эпизодов.
Он нашёл её совершенно случайно — просто наткнулся и завис над ней, будто его парализовало. Гай окликнул его из кухни (он что-то готовил и хотел узнать, что нравится Какаши больше — перец красный или перец зелёный), и Какаши вздрогнул — посмотрел на коробку, наклонился и взял её в руки.
Она была лёгкой — вещей после отца осталось немного — и потрёпанной, пыль поверх простой крышки без подписей лежала неровным слоем. Какаши присел на корточки и поставил коробку на колени — подцепил крышку пальцами, и та быстро соскользнула на пол. Всё было таким же, каким он его оставил — в основном, свитки и мелкое оружие, предметы, которые с оглушительным успехом обезличивают шиноби.
Но было кое-что ещё.
Какаши взял в руки маленькую игрушку, перешитую раз двадцать, такую пыльную и потрёпанную, что невозможно было понять, что именно она изображала, и увидел стопку конвертов без подписей и опознавательных знаков, перевязанную простой грубой бечёвкой. Какаши нахмурился — вытащил конверты, осмотрел стопку со всех сторон, поднял один над головой, чтобы просветить; бумага была плотной и шершавой наощупь, на свету еле заметной вязью тянулись редкие строчки иероглифов.
Это было странно — он совершенно не помнил этих конвертов, и не мог предположить, что они содержали; гражданские использовали такие для писем, но его отец никому и ничего не писал, а если и писал, то предпочитал, как и любой шиноби, свитки и какую-нибудь из систем шифрования. Совершенно точно не простые белые конверты с короткими письмами внутри — пускай и совершенно безликие.
— Какаши! — позвал его Гай, и Какаши снова вздрогнул — чуть не растерял все конверты на полу. — Если ты не появишься на кухне через секунду, я признаю это соревнованием и оставлю победу за собой!
Какаши закатил глаза и сложил конверты в стопку — убрал во внутренний карман жилета, закрыл коробку крышкой и поставил на место; в темный угол, где ей было самое место, как и всем его ярким и болезненным воспоминаниям.
— Тебе придётся постараться, чтобы оставить победу за собой, — отозвался он расслабленно и спрятал руки в карманы.
Гай повернулся к нему — фартук на нём смотрелся дико, конечно, и Какаши был безумно благодарен, что фартук оставался не единственной одеждой на Гае; в этом мире всё ещё оставались вещи, к которым Какаши не был готов. Хотя, это был Гай — что бы он ни делал, он делал это на удивление хорошо, пускай и слегка экстравагантно.
Иногда, правда, и не слегка.
— Всё в порядке? — спросил Гай. — Выглядишь задумчивым, соперник.
Какаши привычно улыбнулся ему — не той дежурной улыбкой, которая получалась у него так хорошо, а той маленькой, которую он берёг для особенных людей.
Для семьи.
К конвертам Какаши вернулся поздней ночью — Гай спал, раскинувшись посреди кровати, пока Какаши методично вскрывал конверты друг за другом, сидя на открытой веранде; ночь была тихой и лунной, тусклая излучина бросала на кусочки шершавой бумаги свои длинные, дрожащие тени.
Это действительно оказались письма — простые письма без отправителей и получателей, написанные торопливо и немного коряво, будто писались они в полевых условиях на коленке; Какаши пришлось постараться, чтобы разобрать отдельные иероглифы, и когда это у него получилось, он обескуражено вскинул брови. Перечитал каждое письмо дважды, понял, что разложить их по хронологии не представляется возможным, и сжал их в ослабевших руках.
Они казались живыми, эти кусочки прошлого — такими живыми, будто ещё немного, и они задышат, тяжело и сорвано, захрипят старыми, высохшими чернилами.
Какаши растолкал Гая — тот подслеповато сощурился и тут же нахмурился, приподнимаясь на локте; может, подумал, что Какаши приснился кошмар или что-то в этом роде, но Какаши не дал ему раскрыть рта.
— Я нашёл коробку с вещами отца, — начал он. — А в ней — старые письма.
Гай моргнул.
— Письма?
— Да, — Какаши кивнул и показал ему стопку конвертов в своих руках. — Письма моего отца к твоему.
Гай уставился на него и рывком сел на кровати — подтащил травмированную ногу и вытянул здоровую вдоль бедра Какаши. Тот не поленился распаковать конверты во второй раз — в тусклом свете лицо Гая, читающего высохшие строчки, казалось угрюмым и сосредоточенным.
На самом деле эти письма не были чем-то особенным — просо короткие скупые сообщения от одного человека к другому, написанные, скорее всего, либо на самих миссиях, либо в промежутках между ними; отец писал их не свитками, потому что никогда не планировал отправлять. Быть может, так ему было проще справиться со всем, что его окружало — что его ожидало и что делало ему больно.
Какаши мог его понять.
В своих письмах отец, опуская стратегические подробности, писал о том, что происходило с ним на миссиях — писал о войне, о товарищах, о выборе и возможностях; временами это было похоже на дневники, временами — на предсмертные записки. Отец писал о себе, о Какаши, о Дае и его упёртом сыне; писал, что был бы рад, если бы после его смерти Какаши не остался бы один. Писал, что обязательно вернётся; писал, что рад взаимоотношениям между ним и Даем, между их детьми. Писал, что если бы он и Дай родились где-нибудь в другом месте и в другое время, быть может, у них бы что-нибудь сложилось. Он писал так много, что в горле стоял тяжёлый комок.
Это не были любовные письма — это были письма от отчаяния.
Гай прочитал каждое — потом молча встал, оберегая травмированную ногу, и достал из-под кровати коробку; она была небольшой, деревянной, с тяжёлой крышкой. Гай копался внутри не больше трёх секунд, а когда положил на кровать похожую стопку конвертов, Какаши уставился на них, как на ядовитых змей, затаившихся в складках одеяла.
— Можно? — спросил он сипло — его ладонь замерла над старой, потрёпанной бумагой.
Гай кивнул.
— Конечно.
Это тоже были письма — полные жизни, эмоций и любви письма отца Гая к его, Какаши, отцу; такие же сумбурные, безнадёжные и неотправленные. Те же беглые иероглифы, те же избитые слова, то же всеобъемлющее отчаяние, смотрящее прямо в глаза между тяжёлыми строками. То же «если бы мы родились в другое время и в другом месте», та же пустота — и то же одиночество.
Неважно, какие слова они использовали — они писали об одном.
И никогда этого так и не сказали.
Какаши дочитал все письма и сложил их аккуратной ровной стопкой — его рука сама потянулась к Гаю, и тот сжал её в собственной, шершавой от шрамов, ладони. Прямо перед ними, белея в складках одеяла, лежала целая нерассказанная история — история о мёртвых, брошенных людях, которые встретились, но так и не поговорили.
Какаши обнял Гая — крепко прижался, положил щёку на крепкое плечо; чужая ладонь тяжёлым грузом опустилась на поясницу, письма между ними заплакали высохшими чернилами. Какаши знал одно — что бы ни случилось, себя он в коробке, заброшенной в тёмный угол или под кровать, точно не похоронит.
Ни себя, ни Гая.
3. Когда я говорила, что не все тексты из низкого рейтинга делают мне хорошо, я имела в виду именно этот - мы ехали из Рима во Флоренцию, бабы спали, я залипала в окно и вообще-то тоже собиралась поспать, но в голове щелкнуло, и я решила, что в этой жизни слишком мало ангста и что пора кидать стекло на вентилятор. Я такая молодец, боже - включила два замечательных трека (Agnes Obel - Familiar и Until The Ribbon Breaks - One Way Or Another) и, да, расчехлила ворд. Когда я пишу, то стараюсь абстрагироваться от текста, зато когда перечитываю, начинаю проникаться - Оля вообще сказала, что я ужасно самодостаточна: сама написала - сама расстроилась.
Так что да, этот текст разбивает мне сердце - мне, Ли и плюшке Металу.
Ну, и конечно же, это ГааЛи, чёрт возьми.
Дальше, чуть больше 1к слов, PG.Ему сказали об этом последнему — посол был бледен и напуган, его руки, сжатые в кулаки, нервно подрагивали, под глазами залегли тяжёлые, уродливые мешки. Ли нахмурился, когда увидел его на пороге собственного дома — он знал, как зовут этого молодого человека, но не знал, почему он так напряжён и расстроен.
Всё встало на свои места, когда он сцепил руки за спиной — напряжённые плечи задрожали острыми углами — и, насильно заставив горло воспроизводить звуки, сказал:
— Казекаге-сама погиб, защищая деревню от налётчиков, — когда он говорил, голос его был похож на скрежет металла. — Темари-сан велела, чтобы я поставил вас в известность.
Вот и всё.
Это было неспокойное время — время, за которое они отдавали свои жизни.
Ли моргнул — раз, второй, третий; он понимал смысл слов, он понимал, почему забилось между рёбрами в болезненной судороге, — он не понимал, что ему делать дальше. Посол смотрел на него глазами, похожими на исчерченную кальку, его сухие губы ломались в тяжёлой, траурной дуге.
— Пап? — позвал его Метал — он выглядывал из-за бумажных створок, капли с его волос гулко падали на бамбуковый настил. — Пап, что случилось?
Ли обернулся к нему — чтобы увидеть испуганные, полные непонимания, детские глаза.
Дорога до Суны занимала три дня — Ли, по привычке, осилил её за два; Метал у него на подхвате тяжело и сорвано дышал украдкой, пряча лицо в сгиб локтя. У него были уставшие красные глаза — когда они останавливались, чтобы отдохнуть, он постоянно плакал, свернувшись клубком в своём спальном мешке. Ли сидел рядом с ним, держал ладонь на подрагивающем детском плече — он бы тоже плакал, но слёз не было.
Они появились, когда Ли увидел Гаару — белого, неподвижного, похожего на точёную скульптуру, заботливо вытесанную из известкового камня; чёрные одежды, в которые его укутали старейшины, напоминали уродливые кляксы чернил, оттеняли его бумажную кожу, очерчивали его бескровные губы, углубляли круги его закрытых глаз.
Гаара был мёртв — Ли поверил в это, когда увидел его; сухого и холодного, похожего на зыбкий песок в ночной, недружелюбной пустыне. Метал плакал, уткнувшись носом в дрожащие ладони, — его судорожные, глухие вхлипы разрывали тишину похоронного зала, ржавыми гвоздями вбивались в крышку резного саркофага и эхом отдавались у Ли в груди.
В зале Советов ставили ещё одну скульптуру — пятую; Канкуро принимал новые обязанности в глухом, апатичном раздражении, Темари зажимала рот ладонью и плакала, когда думала, что никто её не видел.
Суна застыла в центре песчаной бури.
В день похорон Ли нёс гроб на сожжение — на нём была форма Суны, но протектор Конохи; лакированное дерево свинцовой тяжестью оттягивало его плечо, вжимало его в землю, хоронило в зыбких песках. Когда всё горело, дым, густой и душный, заволок прозрачное небо над головой, оцарапал глаза, стиснул горло в крепком кулаке — Наруто положил ладонь Ли на плечо; его взгляд, хмурый и полный боли, смотрел прямо в огонь.
Труднее всего было дышать — Ли ловил воздух скупыми глотками, и комок в его горле разбухал с каждой минутой, с каждым треском яркого огня; пустота внутри него скребла голодными клыками, и её длинный сухой язык вылизывал его мокрые больные глаза. Метал рядом с ним больше не плакал — у него просто не осталось слёз; он дышал надсадными всхлипами, и когда он говорил, голос его предательски дрожал.
Когда всё закончилось, Канкуро позвал его на разговор — он сидел за тем самым столом, где Гаара провёл большую часть своей жизни, пил саке и говорил. Ли держал пиалу в ладони, но ни разу к ней не притронулся.
— У меня умер любимый человек — у всех нас, — сказал он бесцветно, когда слёзы в глазах Канкуро стали похожи на прозрачные камни. — А я даже не могу напиться.
Метала он нашёл на крыше Резиденции — он сидел на самом краю, подтянув колени к груди, и его красные от слёз глаза бесцельно осматривали сухие, мёртвые окрестности.
Вся Суна теперь казалась мёртвой.
Ли сел рядом с ним, спустив ноги вдоль края, — зыбкий ветер зарылся в его пыльные волосы, и на секунду Ли показалось, что это тёплая рука Гаары; показалось, что если обернуться — всё будет, как прежде. Метал посмотрел на него украдкой, стискивая ладони в кулаки, — ветер играл и в его волосах, размазывал пустынную пыль по его бледным, заплаканным щекам.
Ничего не будет, как прежде — Гаары с ними больше не было.
— Как ты? — спросил Ли — он спрашивал об этом по двадцать раз на дню, и Метал всегда отвечал одинаково.
Он говорил:
— Я скучаю, — он утирал красный нос кулаком, с трудом сглатывал болезненный комок в горле и говорил: — Мне так больно, пап.
Ли знал — когда он крепко обнимал Метала, его дрожь ощущалась как своя.
Они остались в Суне чуть дольше остальных — апатия, сковавшая поселение, растекалась зыбкими песками вдоль полупустых, тихих улиц; не было слышно громких детей, никто не пел под увядающими цветочными гирляндами, никто не смеялся во время семейного ужина. Суна казалась вымершей — сухой и безмолвной, такой, какой её знали немногочисленные гости.
Такой, какой её любил Гаара.
Самое тяжёлое во всём этом оказалось не понять — принять; Гаары было так много в их с Металом жизни, что когда он исчез, им показалось, будто он забрал её с собой. Эта пустота, зияющая между рёбрами, росла день ото дня, наполняла глаза слезами и мешала дышать, будто яд, сковавший мышцы; Ли бы отдал свою жизнь, лишь бы не знать, каково это — потерять особенного человека, близкого друга, половину себя.
Но Ли не мог — это не то, чего хотел бы Гаара.
Когда они уходили, Темари долго обнимала Метала — она осталась с братом, чтобы поддержать его в дебатах с Советом; Метал сопел ей в шею, и её сухие глаза казались засыпаны наждачной бумагой.
— Берегите себя, — сказала она напоследок и вымученно улыбнулась.
Ли нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться ей в ответ — Суна за их спинами выла песчаными бурями.
Метал был тих и угрюм — на привале он долго сидел, подтянув колени к груди, и смотрел в потрескивающий костёр. Ли видел, как дрожали его упрямые детские глаза, как он закусывал губу и с силой втягивал воздух в лёгкие, как трепетали крылья его носа и ходили желваки под его скулами. Они с Гаарой были очень близки — Метал ужасно любил Гаару; Гаара был ему вторым отцом, и потерять его — как потерять половину мира. Однажды Ли похоронил сенсея и лучшего друга — он знал, о чём говорит.
Но всё это было неважно.
— Это не то, чего бы хотел Гаара, — сказал Ли, когда положил ладонь Металу на плечо — тот вздрогнул и повернулся к отцу. — Он бы не хотел, чтобы ты так долго плакал.
Метал поджал искусанные губы, позволил взять себя за руки — они подрагивали, когда Ли держал их в ладонях; он уткнулся взглядом в собственные колени, нашёл в себе силы, чтобы кивнуть.
— Он бы хотел, чтобы мы жили дальше, — сказал Ли тихо — слёзы у него в глазах казались дрожащими каплями. — Потому что даже теперь он всегда рядом.
Если крепко зажмуриться, могло показаться, что до Суны — всего три дня пути, но на самом деле, им больше нечего было делать в Суне. Всё, что наполняло недружелюбную пустыню жизнью, было мертво.
Метал кивнул и утёр болезненные слёзы — его дыхание было горячим и обжигало Ли шею; это был глухой предрассветный час.
Надо было двигаться дальше.
И, боже, мне дали ачивку! И какую ачивку!
Это так мило, что мой аватар - Гаара, а мне воткнули Ли сбоку - шиппер так рад, что чуть не умер, когда увидел
И да, слайс-оф-лайф - это действительно мой путь ниндзя, так точно подмечено, что прямо в кокоро
Обзорам.
Низкий рейтинг с ЗФБ, ха
Первое, что я сделала, когда мы начали пересматривать Наруто в декабре - посмотрела, что там происходит на ЗФБ. И что я там увидела? Правильно, команду
Так что я влетела в последний вагон и стала делать то, что у меня получается - нести текст, текст и ещё раз текст. А что ещё делать, если хочется графоманить без остановки, а количество хэдканонов - твоих и не твоих - только располагает? Вот я и отметилась во всех текстовых выкладках, и нет, мне не стыдно. Начну с низкого рейтинга, потому что он ламповый (частично) и делает мне хорошо (тоже частично).
Хочу сразу сказать большое спасибо vIruka за организацию и открытость - ты мне очень помог! - и командным бетам, которые смотрели мои тексты - вы, ребята, действительно классные (:
1. Начну с ИноСаку, потому что это первый опубликованный текст, но далеко не первый написанный - я ехала в Питер на проклятой утренней ласточке (шесть утра, мать её) и неожиданно решила, что, проспав три часа накануне, я вполне себе бодрая. Поэтому, чтобы не терять времени - впереди было две границы и ночёвка в аэропорту, поэтому я понимала, что за тексты не сяду еще как минимум сутки, а идеи просились вот прямо сейчас, - благополучно расчехлила ворд.
Вообще-то текст основан на реальных событиях - мой друг бесится, как Сакура, когда я прихожу к нему с ночевкой, потому что мои волосы остаются в его квартире буквально везде, по крайней мере, это он так утверждает На самом деле ему можно верить, потому что когда я жила у него на сессии две недели кряду, я сама видела все свои волосы, оставшиеся на тёмном пледе - вот у него подгорало, он такой педант и чистюля, а тут я со своими патлами
Итак, тут мои хорошие девочки, которые заслужили, условное модерн!АУ и Наруто, который шарится по холодильникам (местный Луффи, что с него взять).
Везде и всюду, чуть больше 1к слов, PG.
2. Этот текст полез из меня вообще неожиданно - то ли я гифки на тамблере увидела, то ли ещё что, но ситуация поселилась у меня в голове и всё. Я даже про их отцов ничего толком не знала - пришлось лезть в наруто-вики и смотреть соответствующие серии, потому что ну нельзя же вот так с бухты-барахты писать, даже если очень хочется.
Он мне очень нравится, потому что это такой грустный ламповый романс - про упущенные возможности и брошенных одиноких людей. Никакого подтекста, ничего лишнего - просто про одиночество. И КакаГай, как основная линия.
Неотправленные письма, чуть больше 1к слов, PG.
3. Когда я говорила, что не все тексты из низкого рейтинга делают мне хорошо, я имела в виду именно этот - мы ехали из Рима во Флоренцию, бабы спали, я залипала в окно и вообще-то тоже собиралась поспать, но в голове щелкнуло, и я решила, что в этой жизни слишком мало ангста и что пора кидать стекло на вентилятор. Я такая молодец, боже - включила два замечательных трека (Agnes Obel - Familiar и Until The Ribbon Breaks - One Way Or Another) и, да, расчехлила ворд. Когда я пишу, то стараюсь абстрагироваться от текста, зато когда перечитываю, начинаю проникаться - Оля вообще сказала, что я ужасно самодостаточна: сама написала - сама расстроилась.
Так что да, этот текст разбивает мне сердце - мне, Ли и плюшке Металу.
Ну, и конечно же, это ГааЛи, чёрт возьми.
Дальше, чуть больше 1к слов, PG.
И, боже, мне дали ачивку! И какую ачивку!
Это так мило, что мой аватар - Гаара, а мне воткнули Ли сбоку - шиппер так рад, что чуть не умер, когда увидел
И да, слайс-оф-лайф - это действительно мой путь ниндзя, так точно подмечено, что прямо в кокоро
Обзорам.
Так что я влетела в последний вагон и стала делать то, что у меня получается - нести текст, текст и ещё раз текст. А что ещё делать, если хочется графоманить без остановки, а количество хэдканонов - твоих и не твоих - только располагает? Вот я и отметилась во всех текстовых выкладках, и нет, мне не стыдно. Начну с низкого рейтинга, потому что он ламповый (частично) и делает мне хорошо (тоже частично).
Хочу сразу сказать большое спасибо vIruka за организацию и открытость - ты мне очень помог! - и командным бетам, которые смотрели мои тексты - вы, ребята, действительно классные (:
1. Начну с ИноСаку, потому что это первый опубликованный текст, но далеко не первый написанный - я ехала в Питер на проклятой утренней ласточке (шесть утра, мать её) и неожиданно решила, что, проспав три часа накануне, я вполне себе бодрая. Поэтому, чтобы не терять времени - впереди было две границы и ночёвка в аэропорту, поэтому я понимала, что за тексты не сяду еще как минимум сутки, а идеи просились вот прямо сейчас, - благополучно расчехлила ворд.
Вообще-то текст основан на реальных событиях - мой друг бесится, как Сакура, когда я прихожу к нему с ночевкой, потому что мои волосы остаются в его квартире буквально везде, по крайней мере, это он так утверждает На самом деле ему можно верить, потому что когда я жила у него на сессии две недели кряду, я сама видела все свои волосы, оставшиеся на тёмном пледе - вот у него подгорало, он такой педант и чистюля, а тут я со своими патлами
Итак, тут мои хорошие девочки, которые заслужили, условное модерн!АУ и Наруто, который шарится по холодильникам (местный Луффи, что с него взять).
Везде и всюду, чуть больше 1к слов, PG.
2. Этот текст полез из меня вообще неожиданно - то ли я гифки на тамблере увидела, то ли ещё что, но ситуация поселилась у меня в голове и всё. Я даже про их отцов ничего толком не знала - пришлось лезть в наруто-вики и смотреть соответствующие серии, потому что ну нельзя же вот так с бухты-барахты писать, даже если очень хочется.
Он мне очень нравится, потому что это такой грустный ламповый романс - про упущенные возможности и брошенных одиноких людей. Никакого подтекста, ничего лишнего - просто про одиночество. И КакаГай, как основная линия.
Неотправленные письма, чуть больше 1к слов, PG.
3. Когда я говорила, что не все тексты из низкого рейтинга делают мне хорошо, я имела в виду именно этот - мы ехали из Рима во Флоренцию, бабы спали, я залипала в окно и вообще-то тоже собиралась поспать, но в голове щелкнуло, и я решила, что в этой жизни слишком мало ангста и что пора кидать стекло на вентилятор. Я такая молодец, боже - включила два замечательных трека (Agnes Obel - Familiar и Until The Ribbon Breaks - One Way Or Another) и, да, расчехлила ворд. Когда я пишу, то стараюсь абстрагироваться от текста, зато когда перечитываю, начинаю проникаться - Оля вообще сказала, что я ужасно самодостаточна: сама написала - сама расстроилась.
Так что да, этот текст разбивает мне сердце - мне, Ли и плюшке Металу.
Ну, и конечно же, это ГааЛи, чёрт возьми.
Дальше, чуть больше 1к слов, PG.
И, боже, мне дали ачивку! И какую ачивку!
Это так мило, что мой аватар - Гаара, а мне воткнули Ли сбоку - шиппер так рад, что чуть не умер, когда увидел
И да, слайс-оф-лайф - это действительно мой путь ниндзя, так точно подмечено, что прямо в кокоро
Обзорам.