Название: То самое озеро
Фэндом: One Piece
Персонажи: Сверхновые
Рейтинг: я даже не знаю, честно. По мне, так G
Жанры/предупреждения: слабая попытка
жаховужасов, то бишь, остановимся на триллере, о да.
От автора: на заявку с
OP one string fest.
Лежать - боятьсяКид смеялся так, что закладывало уши. Он смеялся громко, почти истерично, и смех его был похож на слабые раскаты грома. Он смеялся, держась за живот и хлопая сидящего рядом с ним Киллера по плечу, на что тот сочувственно гладил веселящегося друга по растрепанной голове.
Ло, опирающийся на его плечо, расплывался в неприятной ухмылке, с которой вскрывал очередного трупа на практике. Он улыбался и насмешливо смотрел серыми глазами, в которых плясали огненные бесята, появившиеся из снопов искр ярко горящего костра. Именно Трафальгар рассказал эту дурацкую историю о покойниках на дне местного озера. Больше он, конечно, ни о чем рассказать не мог.
Луффи, виновник всего происшествия, ничего не понимал, поэтому махнул на веселящихся ребят рукой и отправился будить Зоро, мирно спящего под сосной, чтобы понять, что за чертовщина тут творится. Это он, вернувшись из малинника с перемазанным ягодами ртом, положил ей влажные руки на плечи, заставив испуганно подпрыгнуть и вскрикнуть так, что даже пламя дрогнуло, пригибаясь к земле.
Апу валялся где-то под бревном и наигрывал на своей губной гармошке какую-то насмешливую музыку, прижимая к груди чехол с гитарой: он тоже смеялся, но из-за смеха Кида его не было слышно.
Дрейк только слабо улыбнулся, поднимая руки и призывая всех к спокойствию, а Бэзил перетасовал свои карты, внимательно смотря на одну и мрачным, чуть ли не загробным голосом сообщая: «Зря вы смеетесь». Смех как будто стерли ластиком, превращая его в чистую грифельную доску тишины, нависшей над некогда уютной опушкой гниющим коромыслом.
«Капоне говорит, это неспокойная земля, - подал голос Урог, сидящий ближе всех к огню, когда Кид спросил, какого черта Хокинс опять испортил все веселье. – Ох, неспокойная».
Бонни было страшно, и Кид уже всеми оттенками смеха рассказал об этом всему лесу. Бонни отказалась от предложения Дрейка проводить ее до лагерного домика, зло сунув руки в карманы и уходя по залитой лунным светом тропинке к своей локации. Она видела, как Юстасс что-то шептал Трафальгару на ухо, а тот неприятно улыбался, глядя ей вслед. Бонни было страшно, но разве признается она в этом? Бонни было страшно, и она одна шла сквозь лесную чащу.
Журчание воды она услышала издалека, но не сразу поняла, что это: остановилась, судорожно сжимая кулаки в карманах джемпера, и вслушалась, облегченно вздыхая, когда поняла, что это всего лишь ручей, впадающий в местное озеро. В то самое озеро. О котором говорил Трафальгар. Бонни фыркнула, дрожащей рукой убирая прядь волос за ухо, и кинула быстрый взгляд на небо: жадно вытягивая черные щупальца, облака тянулись к звездам и луне, намереваясь украсть единственный источник освещения в этом темном пролеске. Бонни ускорила шаг.
Хлюпанье раздалось неожиданно, и Джевелри даже подумала, что это она ступила в грязь: но нет, босоножки и стопа были чисты и бледны, а вот хлюпанье, казалось, повторялось снова и снова. Бонни закрыла глаза и сделала шаг вперед: противный звук повторился, скользнув по ушам холодным металлом. Бонни распахнула глаза и повернула голову вбок, скользя испуганным взглядом по черной глади огромного озера, кусочком темной воды выглядывающей из-за пушистых кустарников. Бонни смотрела в лунные блики на протяжении минуты, пока глубоко не вздохнула и не взяла себя в руки. Это всего лишь глупые сказки глупого Трафальгара. А это просто озеро. То самое озеро. Бонни прошла вперед.
И лишь потом заметила его. Краем глаза, мельком, но запомнила все до малейшей детали.
Непонятное, нечто бесформенное выбиралось из грязи, укрывающей скользкий берег. Упирая руки в темную муть, проваливаясь и поднимаясь вновь, оно истекало черно-бурой гнилью, выбираясь на поверхность. Бонни не шевелилась и лишь наблюдала, как человекоподобное существо, сплошь покрытое толстым слоем грязи, скребло когтями по хлюпающей жиже. Она не чувствовала тела, не видела пейзажа вокруг себя. Только нечто, поднявшееся во весь рост. Только нечто, протянувшее к ней руки, больше похожие на сломанные ветки. Только нечто, стремительно кинувшееся к ней, раскачивающееся из стороны в сторону и увязающее в мягкой грязи.
И услышала утробное урчание, полоснувшее по ушам острой бритвой.
Она очнулась на полу в ванной своего лагерного домика. Вздрогнула, распахнула глаза и уставилась в белый потолок, с которого спускалась мигающая лампочка. Сердце бухало в груди, а по рукам и ногам разливалось неприятное покалывание, как будто она отлежала конечности. В голове шумело (кажется, она ударилась о бортик ванны), и очень хотелось пить. Схватившись рукой за раковину, Бонни поднялась на ноги, смотря на опухшее лицо в зеркале. Закрыла глаза, наклонила голову и включила воду.
Она ничего не помнила.
Подставила руки под струю холодной воды, а когда поняла, что раковина заполнена густой темно-бурой грязью, вскинулась, с ужасом смотря в зеркало.
В его отражении из ванной поднималось нечто, похожее на человекоподобный сгусток темно-бурой жижи, которую Бонни бессильно сжимала в руках.
Нечто из того самого озера нечистой земли. Название: Безумие
Фэндом: Reborn!
Персонажи: TYL!dark!Ямамото/TYL!Гокудера (намеком)
Рейтинг: R. Вот прям R
Жанры/предупреждения: насилие и много неэстетичных кривых описаний. Жахи.
От автора: написано давно и под впечатлением от той самой первой смерти, описанной ниже.
БлеватьЛежать-боятьсяВоспоминания клейкой пленкой стелятся по его глазам. Они липкие и мокрые, как если бы его заставили поцеловаться с мертвым разлагающимся слизняком. Он даже не пытается их отогнать, вглядываясь в фигуры, мелькающие в прошлом. Вчитываясь в образы, что они несут. Впитывая каждую миллисекунду прошлого, барьером стоящего между ним и испуганными изумрудными глазами.
Мальчик бежал сорок шесть дней назад. Он учился во втором классе начальной школы, не больше, а большие детские глаза, черные и матовые, смотрели как-то неестественно. Будто наплевать ему было на то, что происходит вокруг. Ямамото знал таких детей. Именно такие сорванцы забивали мирно клюющих хлеб голубей камнями, и засовывали горящие петарды в рот бездомным кошкам, чтобы посмеяться над беззащитными слабыми существами. Именно такие сорванцы показывали пальцем на тех, кто не был им приятен, и резко огрызались вслед поучительным замечаниям. Именно такие сорванцы.
Мальчик вредничал. Он носился вокруг разговаривающей с подругой матери и строил рожицы проходящим мимо людям. Ямамото стоял на другой стороне перекрестка, внимательно смотря за ребенком. Почему-то он знал, что за ним нужно смотреть. Смотреть и чего-то ждать. Светофор брызнул зеленым светом, разрешая стройной веренице машин закончить свой путь. Они визжали колесами, когда шины соприкасались с нагретой солнцем поверхностью, и предупреждающе рычали. Ямамото смотрел на вертящегося под ногами матери ребенка и чего-то ждал.
Фура вынырнула из-за угла, мерным ходом проезжая перекресток. Мальчишка подождал, пока большая машина проедет мимо, с нетерпением перебегая дорогу, пока светофор благосклонно светился предупреждающим красным светом. И тогда Ямамото увидел то, чего ждал и ради чего смотрел за сорванцом. Он успел лишь ухватить расширенные от ужаса глаза нетерпеливого мальчишки, который не сумел подождать, когда грузовик отъедет на достаточно приличное расстояние.
Мальчик попал прямо под последнее колесо задней пары. Ямамото слышал визг тормозов, неожиданные вскрики и нежный хруст ломающихся костей. Голова ребенка, с расширенными от ужаса глазами, залитыми кровью, откатилась на соседнюю полосу, замирая щекой к нагретой поверхности асфальта. Юное детское тело, раздробленное тяжелой парой задних колес фуры, топорщилось острыми сломанными костями и кроваво-алыми тканями, переливающимися в лучах полуденного солнца. Жуткая авария свернутой клейкой пленкой отправилась в хранилище, названное памятью.
Ямамото не видел, как пешеходы хватались за сердце и зажимали рты ладонями, отводя взгляд от кровавого месива, еще минуту назад бывшее вредничающим второклассником в синих штанишках. Ямамото не слышал, как истошно и дико кричала мать, остекленевшими от безумия глазами смотря на сломавшееся дитя. Ямамото думал, что жизнь любит преподносить сюрпризы в самые неожиданные моменты, не заботясь о содержимом этих сюрпризов.
Ямамото улыбался.
Женщина смотрела на него двадцать девять дней назад. У нее были красивые глаза: синие-синие, как летнее безоблачное небо, с маленькими янтарными вкраплениями вокруг суженного зрачка. Ямамото слышал, что такие вкрапления появляются из-за мутаций. Она лежала на спине, вцепившись пальцами в края зияющей разорванными органами пасти. Ее медные волосы, искрящиеся в тусклом свете одинокой лампочки под потолком, красиво струились вдоль узкого лица, мягким водопадом спускаясь с плеч. Медные кончики ярко выделялись засохшим красным.
Они нашли ее уже мертвой. Ямамото бросил взгляд на ноги: длинные и стройные, увенчанные летними босоножками с интересным каблуком в черно-белую вертикальную полоску. Острые коленки были чуть согнуты и прикрыты до половины плотной тканью узкой юбки-карандаша. Все, что находилось выше низкого пояса юбки, Ямамото рассматривал с предельным интересом, нанося на клейкую ленту, в будущем свернутую в узкую трубку и отправленную в хранилище, еще одно липкое и мокрое воспоминание.
Грудь женщины, при жизни, наверняка, небольшая, но упругая и нежная, зияла раскрытой пастью, украшенной клыками из разломанных и топорщащихся острием вверх ребер. Внутренняя полость, предназначающаяся для легких, сердца, желудка, представляла собой полый сосуд со скользкими стенками, наполненный непонятной бурой массой. Будто все органы тщательно раскромсали в блендере и вернули владельцу вот такой вот кровавой кашицей. Ямамото представил, как ткани крошатся под резкими быстрыми вращениями лезвий, и невольно улыбнулся.
Кто бы он ни был, когда он кромсал эту женщину, на его губах играла такая же улыбка.
Юноша кричал пятнадцать дней назад. Он захлебывался криком, глотая собственную кровь, испачкавшую весь прикус и все истерзанные губы, и все равно кричал и кричал, кричал и кричал. Он простирал вперед руки, когда безжалостная автоматная дробь стеной настигла его только-только сформировавшееся во взрослый организм тело. Ямамото казалось, что он продолжал кричать даже после того, как его тело с тихим хлопком упало к ногам мечника. В абсолютной тишине этот хлопок показался пронзительным звоном.
Ямамото знал, что вокруг щелкали затворы и раздавались выстрелы. Ямамото знал, что пули с громким треском вбивались в стену или с ласковым хрустом разрывали кожу, вгрызаясь в свежую теплую плоть. В его хранилище, принимающем новое воспоминание, такое же мокрое и липкое, как и все остальные, царила абсолютная тишина, разбившаяся в дребезги лишь пронзительным звоном упавшего к его ногам тела. Ямамото даже не знал, враг он или друг.
Ямамото плавно и не спеша перебирал в голове узкие трубки клейкой ленты. Вместе с этим он рефлекторно поднимал руку, с зажатым в ней мечом, и отбивался от нападающего или вгонял холодную сталь в живые ткани. Он не видел, как корчились поверженные им жертвы, и он не знал наверняка, не те ли это люди, которым он улыбался только вчера. Может, они с только что скончавшимся на его глазах мужчиной еще вчера смеялись и обсуждали дальнейший план действий. Ну и что с того?
Капли крови, быстрые и проворные, резво вытекающие из расстрелянного тела были намного интереснее.
Гокудера лежит перед ним сейчас. Ямамото плавно проводит острием складного ножа по контуру чуть подрагивающих губ и хмурится. Он не понимает, отчего Хаято мелко вздрагивает. Ямамото ведь не сделает ничего плохого. Разве он сможет сделать что-то плохое любимому человеку? Нет, конечно, нет. Ямамото проводит линию под расширенным изумрудным глазом, так аккуратно, что даже не царапает кожу, и целует Гокудеру в лоб. Тот старается лежать неподвижно, остервенело вцепившись пальцами в ткань голубой рубашки, и большими испуганными глазами смотря в темные и мутные глаза Ямамото.
Ямамото улыбается, но не так, как улыбался раньше. Он улыбается странно и немного грустно. Он думает, что на его глазах затухало слишком много живых существ. Что слишком много красного он видит в своей жизни. Рубашка Гокудеры тоже красная. Но она не печалит. Она осчастливливает и заставляет улыбаться, пускай и немного странно. Рубашка принадлежит Гокудере. А Гокудера не может печалить. Ямамото наклоняется к его уху и случайно нажимает на ручку складного ножа, оставляя на нежной щеке прямую царапину:
- Не бойся меня. Я не позволю себе причинить тебе вред. Так ведь, да? Я ведь не смогу что-то сделать с тобой. Правда, Хаято?
@темы:
Сверхновые,
Фанфикшн,
8059,
Чтобы не терялось,
Eborn!,
One Piece