Исполнение заявок с
Shingeki no One String FestI-35. Жан/Эрен, оказаться в замкнутом, узком, запертом помещении вдвоем. 321, Конни спасателем влез
И обоже, на это был даже сотворен арт *..*
Автор арта: Gin-san
- Ненавижу понедельники, - мрачно процедил Жан, чувствуя, как колено Йегера опирается на плечо: не приведи Боженька, этот ненормальный ему еще на шею залезет.
Залез.
- Не двигайся, - цепляясь пальцами за крошащиеся камни, Эрен вытянулся во весь рост, опираясь о подрагивающие от серьезного груза плечи коленями, и протянул руку вверх, к обижено позванивающему кольцу люка над головой. Схватиться, подтянуться, вылезти, вытащить Жана – и можно с чистой душой идти на ужин.
Ну, конечно.
Жан не успел даже вскрикнуть – собственно, крик застрял в горле, перед глазами сверкнули зеленые молнии, и Йегер с растерянным лицом бухнулся на чужие колени: Кирштайн согнулся пополам, отвесил товарищу по несчастью смачное «спасибо» лбом о лоб и откинулся обратно, тараня затылком каменную кладку. Плечи ныли, бедра стонали, все, что между бедрами, орало благим матом, и сам кадет готов был устроить кровавую бойню прямо в этом узком, маленьком помещении.
- Йегер, чтоб тебя титаны сожрали.
А Йегеру – что об стену горох, приободрился и собрался на повторное восхождение.
Жан схватил его за локти, встряхнул, ненароком ударив спиной о камень, и зашипел в область ключиц, обжигая дыханием:
- Сиди. Уже. Спокойно.
Эрен возмутился и попытался схватить его за ворот рубашки: вместо этого смазал кулаком по лицу и отдавил оставшиеся остатки мужского достоинства.
- Я же почти вылез!
- Ты – почти вылез, - мрачно согласился Жан. – А я, чувствуется, навсегда тут останусь.
По ушам ударила тишина, разбиваемая сгустками тяжелого дыхания. Было слышно, как колотятся сердца у обоих, как сгущается над ними темнота, как скользит кожа по коже переплетаемых рук. Здесь слишком узко, слишком жарко, и Жан почти готов был отдать свои плечи на растерзание острых коленей, но Эрен схватил за плечи, наклонился близко, щекоча щеки взмокшими прядями волос, и что-то выдохнул в самые губы.
Когда Конни распахнул люк над их головами и спустил трос вниз, они оба готовы были связать несчастного и бросить в этот мрачный проем вместо себя: то их не дождешься, спасателей этих, то они лезут, когда не просят. I-02. Имир/Криста, первый поцелуй. 170
Имир поспела более чем вовремя: Криста готова была упасть лицом в сугробы, превращаясь в ледяную горку искристого снега. Мороз жег кожу, стелился по ней паутиной и вонзал острые зубки в красную плоть, оставляя синие надрезы.
Криста почти умирала от холода.
Имир стянула с нее варежки, растирая белую, как чистый лист, кожу пальцами.
- Думать надо было, - бурчала себе под нос, дыша на замерзшие костяшки. – Глупая.
У Имир теплые руки и теплое дыхание. Она вся теплая.
- Щеки тоже заиндевели, - Имир размяла их пальцами, выдыхая на холодную кожу. – Могла бы и шарф повыше натянуть.
- Извини, - Криста уткнулась глазами в собственные коленки, мелко подрагивающие, и почувствовала касание подушечкой пальца по нижней губе.
- И губы у тебя тоже, - Имир выдохнула, - холодные.
Кожа к коже, холод к теплу, губы к губам – Криста прижалась к ней крепко-крепко, вбирая в себя это драгоценное тепло, разливающееся по застывшим сосудам несуществующей кровью. Первое касание – самое волнующее, поцелуй остался теплым отпечатком на посиневших губах.
Имир безумно теплая, и Криста теперь совсем живая.I-22. Жан/Эрен, обнимашки. 166, бумажка
У Эрена в руках – клочок бумажки, маленький такой, смятый, замусоленный и обслюнявленный. Эрен заинтересованно шуршал бумажкой в попытке развернуть (а вдруг тайный план титанов по порабощению человечества!), и Жан вдруг понял, что это его, черт возьми, потерянная бумажка. Очень важная бумажка!
- Отдай! – Жан кинулся на несчастного Йегера, целясь пальцами в чужие пальцы и глаза еще такие страшные делая: вдруг психологическая атака сведет на нет необходимость атаки физической, а то с этим ненормальным драться – себе дороже.
Эрен так и опешил, и вместо того, чтобы выставить руки вперед, может, даже сжать в кулаки при возможности, защищаясь, завел их за спину, ловя гордо расправленной грудью озлобленного Жана.
- Куда руки спрятал? В глаза мне смотри!
Эрен и посмотрел. Удивленно, заинтересованно немного и почти спокойно. Выудил руки из-за спины, а потом взял да и обхватил бодающегося Жана за плечи, обнимая. Кирштайн замер и неуверенно подхватил кадета под поясницу.
Ну, и стояли, как идиоты: бумажка упала куда-то на пол и обиженно покатилась в пыльный угол. Да и черт с ней. I-37. Ирвин видит мертвецов. И слышит. 120, А+
«Командор!»
«Вы помните нас, командор?»
«Вы похоронили нас, командор?»
«Командор, Вы же не оставили нас, правда?»
«Командор!»
«Командор, почему мы умираем?»
«Командор, это правильно?»
«Вы могли что-нибудь сделать, командор?»
«Почему именно так, командор?»
«За что мы умираем, командор?»
«Командор, мы были полезны человечеству?»
«Командор, Вы справитесь с этим вместо нас?»
«Вы же сможете отомстить за нас, командор?»
«Командор!»
«Вы с нами, командор?»
Командор разведывательного отряда Ирвин Смит открывает глаза – и видит многоликую тьму. Она смотрит мертвыми глазницами, пустыми и треснутыми, шипит тем шорохом, с которым крошатся кости, и переплетается кровью и слезами. Она гудит болью и отчаянием. Она протягивает руки – и зовет с собой.
«Вы с нами, командор?»
Командор Ирвин Смит поднимается на ноги – и многоликая тьма отдает ему честь.
I-20. Райнер | Бертольд, счастливое детство. 215, А+
- Сачком ее лови, сачком! – Бертольд перегнулся через хлипкие перила на деревянном мосту и ткнул пальцем в мелкую рыбину, быстро маневрирующую между камнями.
- Она ловкая, в сачок не пойдет, - Райнер поднял над головой длинную палку, остро заточенную с одного из концов. – Сейчас я ее ка-ак прихлопну…
Прихлопнуть он рыбу не прихлопнул, зато хлопнулся сам: поскользнулся на зеленых от ила камнях и шмякнулся носом в воду, провожая обиженным взглядом быстро уплывающую из самых рук добычу. Вот и поели свежей рыбки.
- Никому не говори, - насупленный, Райнер сидел на горячем от солнца валуне, а стоящий рядом с ним Бертольд елозил хиленьким полотенцем по его мокрым волосам, торчащим забавным ежиком.
- Никому не скажу.
Речка журчала свежими потоками, камни приятно грели кожу шершавой поверхностью, а над шуршащим лесом перекрикивались птицы, взлетая высоко в небо, к самым-самым золотистым облакам. Вечер обливал землю теплыми красками, а Бертольд прятался у Райнера на плече, одним глазом посматривая на краснеющее солнце.
Закат был потрясающе красивым, а сон, наполненный разноцветными бабочками, запахом хвои и прогулками по горячему песку босиком, оборвался предательски быстро.
Просыпаясь, Бертольд чувствовал соленую горечь по щекам. Райнер лежал совсем рядом, и Бертольд, протянув к нему руку, осторожно сжимал между пальцами торчащую прядь светлых волос. Почему-то казалось, что они оба всегда спали.
«У нас было счастливое детство, да, Райнер?» I-39. Эрен/Армин. Помогать надевать форму. 239
- Вот, смотри, подтягиваешь здесь, подстегиваешь вот сюда, заправляешь вот туда, переплетаешь вот там, прикрепляешь за эту штуковину и прицепляешь здесь. Готово!
Эрен упер кулаки в бока и улыбнулся во все тридцать два зуба: удивительно, что все тридцать два были на месте. Армин так и остался стоять столбом, сжимая в руках осточертевшие ремешки: будь его воля, он бы их спалил. А так как воля не его, приходилось носить. Не получалось у него быстро их затягивать – у Эрена получалось, быстро, прилежно и сносно. Вон как натренировался.
- Сюда, туда… - Армин затянул первую пряжку. – Обратно?
- Да нет же, - Эрен присел перед ним, подтягивая переплетенные ремни к колену. – Зажми здесь.
Армин послушно зажал, чувствуя, как ладони Йегера скользят вверх по ноге. Хорошо скользят.
- Не дрожи, - Эрен нахмурился, поднимая голову вверх и смотря, как зажимается Арлерт. – Щекотно, что ли?
Ага, щекотно. Ладони у него горячие.
- А этот ремень вот сюда? – Армин провел по внутренней стороне бедра дрожащим пальцем. Эрен завороженно скользнул туда рукой.
- Нет. Не сюда.
Армин замер, чувствуя, как жгучие ладони ощупывают ноги. Йегер прижимался щекой к его бедру.
- Тогда зачем ты туда лезешь?
Голос задрожал. Все тело задрожало. Ноги подкосились. Пальцы сами собой вцепились в темные вихры на голове Эрена. Армин прижался спиной к стене и обессиленно соскользнул на пол, сжимая коленями чужие ребра.
Эрен насупился и прижался носом к носу.
- Хочу и лезу. Раздевайся.
Снимать ремни Армину нравилось больше, чем надевать.
I-27. Эрен/Армин. Поцелуй с открытыми глазами. 294, совесть Эрена
«В руках себя держи, в руках!»
- Стой и не двигайся.
«В руках, кому говорят! Эрен Йегер, будь благоразумен! А, хотя, о чем это я».
- Пожалуйста.
Армин прижался спиной к стене – она холодная, твердая и неприступная, но через нее хотелось провалиться. Стать вдруг легким, звонким и прозрачным – и свалить в царство кирпичей и тараканов. Армин бы с радостью стал призраком на пару секунд – наверное.
- Э… Эрен.
«Да, Эрен. Не пугай ребенка».
Ребенок – лучший стратег во всем взводе, мать его – дрожал, мял пальцы и обнимал себя за локти, зажимался и ярко краснел. По лицу как будто красную краску размазали.
Эрен надавил пальцами на алые щеки – горячие, как огнем полыхали, – и Армин зажмурился, чувствуя руки не только на лице, но и в ворохе волос, по кромке уха, вниз по шее, на плечах, даже на груди, а потом они скользнули на талию, непроизвольно сжимаясь на косточках бедер. Армин вспыхнул пуще прежнего и даже подумал о том, а не заехать ли другу в челюсть.
- Эрен, что ты делаешь?
«Домогается он, мать его»
Йегер трогал его. Чувствовал сквозь грубую ткань формы, ощущал переливы крови под тонкой кожей, прижимался лбом ко лбу и мазал кончиком носа по переносице. Армин тяжело, почти испуганно дышал и смотрел на него, пристально смотрел, боясь закрыть глаза. Как будто Эрен мог от этого исчезнуть.
«Держи себя в руках!».
Эрен прижал мокрые ладони к горячим щекам, потянулся вперед и накрыл губами чужие губы, так порывисто, что Армин невольно поперхнулся воздухом, подавился поцелуем и растаял под ощущением чужих рук на своем лице и крепкого тела, жмущегося к его телу. Глаза он так и не закрыл – смотрел в зеленые омуты, переливающиеся искристым бархатом, и сжимал в руках угловатые плечи.
«Все, занавес, Йегер. Допрыгался».
Целуясь, они смотрели друг на друга в упор – и это было впечатляюще. I-21. Райнер/Бертольд, ненадолго остаться в казарме в одиночестве. А+, 182
Стены давили – давили на сознание, давили на душу, давили на тело, ощутимо давили, взаправду.
Потолок хлопал по макушке, рассыпался деревянными стружками и вспарывал воспаленную кожу.
Доски на полу трещали и крошились, разъезжались и падали в бездну, утаскивая за собой твердую опору.
Было больно. До слез больно.
Почему они?
Бертольд протирал кулаками опухшие глаза. Тер и тер их костяшками пальцев, пока кожа не пылала ярко-красным зудом. Слезы катились по сухим щекам, стягивали жгущуюся кожу, высыхали, испаряясь горячим паром, и текли снова. Бертольд стирал их до крови – так ему казалось.
Стены давили. Небо давило. Весь мир давил.
Он был один – сейчас был один, пока по щекам катились ядовитые слезы.
Он был один – и теперь можно было размазывать их по красной коже.
Почему они?
Райнер не спрашивал – незачем, он не знал ответа и не хотел знать. Райнер садился рядом – брал заплаканное лицо в ладони, прижимался к острым слезам губами и возвращал воспаленной коже ее прежний цвет. Бертольд молчал, всхлипывал только беззвучно и обнимал за плечи. Райнер всегда приходил вовремя.
Они были вместе – сейчас вместе, всегда вместе, плечом к плечу, спина к спине.
Потому что они. I-25. Ирвин/Ривай. "Мое самое уязвимое место - это ты". 280
Камин потрескивал: весело перекатывался тлеющими поленьями и шипел слабенькими языками пламени. Ривай смотрел, как пляшет огонь, разбрасывая брызги тусклого света по стенам, и задумчиво покачивал ногой, откидываясь и упираясь руками за спиной в столешницу.
- Ирвин.
Командор перевел на него только взгляд – так и не оторвался от вороха бумаг, разбросанных по столу. Разбросанных – потому что капрал успел их разбросать, усаживаясь на столешницу. Ривай сжал ладони межу коленей и обернулся, заглядывая за плечо, в ярко-голубые глаза: немного темные в этом сумраке.
- Могут ли у тебя быть уязвимые места?
Странный вопрос, для Ривая – особенно. Уязвимые места есть у всех, и командор разведывательного отряда – не исключение. Ривай видел это по глазам, по поджатым губам командира, по его ровным плечам, по всему нему: но хотел ответа.
- Могут ли?
Ирвин усмехнулся: приподнял уголок губ вверх, черкая кляксами чернил по бумаге.
- Конечно, могут.
Следующий вопрос не заставил себя ждать: Ривай расслабленно задрал голову к потолку, сжимая столешницу между ног пальцами, и блики огня весело запрыгали по его обнажившейся шее.
- Какие?
Ирвин схватил его за плечо и дернул на себя – капрал упал на спину, придавливая ворохи исписанных бумаг, и поймал губами чужие губы, с запахом пергамента, чернил и пороха. Ривай поднял руки: закрылся в светлые волосы, вороша и пропуская пряди между пальцами, скользнул языком по языку и заглянул в глаза напротив. Ярко-ярко голубые, как небо.
- Мое самое уязвимое место – это ты.
Ривай хмыкнул.
Он, как всегда, на особом положении. И он тот, кто не должен умереть раньше времени, потому что он – самое уязвимое место командора разведывательного отряда. То самое уязвимое место, которое никто не может найти.
Блики играли в светлых волосах, путающихся с растрепанными черными – Ривай всегда это знал.
Но хотел слышать. Обзорам :3
@темы:
Фемслэш,
Балуемся,
Фанфикшн,
Shingeki no Kyojin,
Имир/Криста,
Райнер/Бертольд,
Жан/Эрен,
Ирвин/Ривай,
Эрен/Армин,
Слэш