Низкий рейтинг-то я притащила, а про высокий - благополучно забыла, хотя, казалось бы

1. В общем, тут три работы, две из которых я накалякала, насколько помню, уже записавшись на ФБ. С третьим текстом история хороша, потому что идея прочно сидела в моей голове, и мне хотелось её реализовать до дрожи в коленках, а когда мне хочется что-то реализовать, меня хлебом не корми и палец в рот не клади, дай клавиатуру, виртуальную бумагу, плейлист по настроению и не отвлекай
С темой трансгендерных персонажей у меня всё сложно - я знала, что они есть, и даже читала парочку работ, но на этом как бы всё. Я поискала материала, пригубила его в поезде, пока ехала на родной север, немного подумала - в общем, написала, обсосала со всех сторон и решила, что мне хорошо, хотя какой-то осадок всё же был. К слову, это была первая работа, с которой я пришла на ФБ - гордо выложила и села ждать реакции и помощи, потому что вопросы относительно жанров и категорий оставались.
Меня разнесли
Собственно, меня ткнули носом как раз в тот момент, над которым я сама долго думала, и я очень благодарна  vIruka за то, что он не просто сказал, где я облажалась, а обсудил со мной животрепещущие вопросы и помог нарисовать картину, приближённую к реальности. Я очень долго не хотела трогать эту работу и взялась за неё почти перед самой выкладкой - настроилась, музыки подходящей поискала и, в итоге, переписала. И - о, чудо! - оно мне понравилось! Показалось, что работа, наконец, стала цельной, и это меня очень сильно воодушевило, ух.
Так, собственно, конечно же, это любовь моей зимы - ГааЛи во всей красе, с оговорками: модерн!АУ, слайс-оф-лайф, трансгендер!Гаара (FtM), ламповый хёрт/комфорт. Ещё тут есть плюшка Наруто, булочка Тентен и КакаГаи, которые как бы для меня всегда в пейринге, но если вам не нравится, то они просто бро, я не против

Под твоей кожей, около 3к слов, NС.Их познакомил Наруто. Сам Наруто Гаару знал с тринадцати лет — его приют стоял на той же улице, где в детстве жил Гаара, — и продолжал поддерживать с ним дружеские отношения, даже когда они разъехались по разным городам. Гааре было двадцать семь, он был невысок, хорош собой, мало улыбался и работал инструктором по йоге в новеньком фитнес-центре.

Ли он понравился сразу же. Гаара в свою очередь не спешил с ним сближаться, но и не отталкивал. В конце концов они наладили общение и стали проводить много времени вместе. Сначала отчасти потому, что Ли получил травму в одном из своих поединков, и ему требовалась помощь с растяжкой заживающих мышц, потом — потому что они нравились друг другу.

Встречаться они начали спустя полгода. Наруто так сильно хлопал Ли по спине, будто всерьёз хотел проломить ему позвоночник.

— Поздравляю, поздравляю! — он улыбнулся во весь белоснежный рот. — Я рад, что вы сошлись, — потом он моргнул и чуть нахмурился. — У вас ведь всё хорошо?

Вопрос показался внезапным — Ли уставился на Наруто в смятении.

— Да, — сказал он смущённо. — Да, всё хорошо, а что такое?

Наруто очень долго смотрел Ли в лицо — потом сжал плечо в ладони.

— Нет, — он покачал головой. — Пусть Гаара сам тебе расскажет.

Ли нахмурился — если Наруто имел в виду историю его семьи, то Гаара ему уже всё рассказал. Проблема была в том, что Наруто не выглядел так, будто имел в виду историю его семьи. Это настораживало, но не настолько, чтобы зациклиться на этом — если Гааре действительно было, что рассказывать, он сделает это, когда будет готов. Ли не стал ему ничего говорить — он умел ждать и бойкотировать тревожные мысли.

Их с Гаарой отношения были плавными и неспешными — никто и никуда не торопился, взаимопонимание между ними выстраивалось шаг за шагом, и даже если они ссорились, то старались прийти к компромиссу, а не закрывались друг от друга. Гай-сенсей всегда учил Ли, что, помимо доверия и поддержки, в отношениях очень важно уважение, и Ли следовал этим догмам безукоризненно. Они с Гаарой встречались несколько месяцев, и это были лучшие месяцы в жизни Ли.

Поэтому он ужасно растерялся, когда Гаара оттолкнул его. Они зажимали друг друга по углам квартиры над додзё Ли, целовались, пока не начинали болеть губы, и когда оказались в кровати, Ли просунул ладони Гааре под безразмерный свитер.

И тогда Гаара его оттолкнул.

— Нет, — сказал он сипло, тяжело сглотнул — это даже было слышно. — Нет.

Он покачал головой, сел, подтянул колени к груди, обхватывая их руками, — он выглядел расстроенным, закрытым, и Ли не знал, куда себя деть и что сделать, чтобы убрать эту неловкость между ними.

— Что-то не так? — спросил он тихо, и Гаара снова покачал головой.

— Прости, — отозвался он, не поднимая взгляда. — Я просто не готов.

Ли судорожно выдохнул — что ж, это было совсем неважно.

— Ничего страшного, — сказал он с улыбкой и обнял Гаару прямо так, с его подтянутыми коленями. — Мы никуда не торопимся.

Гаара посмотрел на него очень странно — слегка сконфуженно — и вытянул ноги вдоль его бёдер, расслабляясь.

Ли не волновался — если только немного, — но в целом он не видел в этом ничего страшного. В конце концов, не у всех было такое лёгкое отношение к сексу, как у того же Наруто. Ли хотел Гаару — он вообще хотел с ним всё, не один только секс, — но если ему надо было подождать, он готов был это сделать.

— Может, он асексуален? — предположила Тентен, когда они закрывали додзё.

— Это как? — поинтересовался Ли, складывая снаряжение в стойку, и Тентен обернулась к нему, закрывая окно.

— Когда человек не хочет секса, — Ли посмотрел на неё. — Вообще.

Он задумался — некстати вспомнились тот разговор с Наруто и то, что Гаара что-то ему не рассказал и, видимо, пока не решил, будет ли вообще рассказывать.

— То есть он готов вступить в романтические отношения, — уточнил Ли, — но не хочет иметь сексуальные связи?

Тентен кивнула и, подойдя к нему, положила ладонь на плечо.

— Даже если бы это было так, — Ли покачал головой, — это не важно, — сказал он твёрдо. — Я люблю его и хочу быть с ним.

Тентен улыбнулась ему.

— Тобой нельзя не восхищаться, — сказала она и похлопала его по спине. — Не забудь проверить вентиляцию, когда будешь уходить.

Гаара думал не больше месяца. Ли пригласил его к себе на ужин, и они провели замечательный вечер за рождественскими фильмами. Гаара сидел на другом конце маленького дивана, поджав под себя обе ноги. В руках он держал бокал вина, глаза его, обведённые усталостью, искрились весельем, когда он следил за сюжетом на экране или когда они переговаривались, но Ли видел.

Видел, что Гаару что-то беспокоит.

Он выбирал, что посмотреть дальше — время приближалось к полуночи, снег за окном падал крупными хлопьями, оседая на новогодних гирляндах, — когда Гаара сказал:

— Нам надо поговорить.

Ли обернулся к нему — он сидел на корточках у кофейного столика, где стоял ноутбук, и чуть не упал, когда обернулся. Гаара выглядел задумчивым и встревоженным, гладил ободок бокала пальцем и кусал нижнюю губу изнутри. Ли понятия не имел, что Гаара хочет ему рассказать, но его волнение передалось и ему.

— Я должен быть с тобой честен, — сказал он, смотря, как остатки вина расплескиваются по стеклянным стенкам.

Ли нахмурился, протянул ему руку, спрашивая разрешение, — Гаара неуверенно вложил свою ладонь в его пальцы.

— Если тебе тяжело, ты можешь не говорить, — сказал он осторожно, поглаживая чужие костяшки, но Гаара покачал головой.

— Я должен, — ответил он с нажимом, и Ли понял, что он готовился к этому очень и очень долго.

Ли кивнул.

— Хорошо, я тебя слушаю.

Гаара, всегда собранный и непроницаемый, показался Ли ужасно сконфуженным — он боялся, у него дрожал голос и его ладонь у Ли в пальцах была холодной и влажной. Наконец, он шумно выдохнул, поднял взгляд на Ли — его светлые глаза были прозрачными и больными.

— Я трансгендер, — сказал он, проглотив последний слог — ему было очень тяжело говорить. — Я родился женщиной, но никогда ею не был.

Ли моргнул — раз, второй. Ладонь Гаары в его руке мелко подрагивала.

Ли совершенно не знал, что ему делать.

— Я хотел тебе сказать, — Наруто задумчиво почесал переносицу. — Но это было бы нечестно по отношению к Гааре, — он искоса посмотрел на Ли. — И к тебе тоже.

Ли вернул ему взгляд. Он занимался самообразованием третий день, и его голова готова была расколоться от такого количества информации. Ему нужен был человек, который смог бы помочь ему разобраться в себе, своих отношениях и реальности в целом.

Гай-сенсей слушал его внимательно — кивал в нужных моментах, задумчиво хмурился, тёр подбородок двумя пальцами.

— Это очень непростая ситуация, Ли, — сказал он после, поджимая губы. — Боюсь, здесь я тебе не помощник, — он улыбнулся, смотря, как меняется у Ли лицо. — Поговори с Какаши — не хочу в этом признаваться, но тут он знает больше меня.

Какаши слушал его не так внимательно — листал новую книжку от Джирайи-сана и время от времени бросал на Ли взгляды поверх свежих, ещё не тронутых страниц. Тем не менее он дал Ли очень много ценных советов и объяснил вещи, которые Ли не понимал. Весь багаж для осознания собственной жизни теперь был у Ли в руках. Ему осталось лишь сделать правильные выводы.

Гай-сенсей окликнул его, когда Ли завязывал кроссовки в прихожей.

— Ты любишь его, Ли? — спросил он, держась руками за колёса инвалидной коляски.

Ли поднял голову — поймал взгляд Какаши у него за спиной, цепкий и внимательный, твёрдо кивнул.

— Да, — сказал он уверенно.

Он не врал — он любил Гаару.

Гай-сенсей рассмеялся.

— Тогда тебе не о чем думать.

Ли долго думал, покупать ему цветы, конфеты или какие-то другие подарки — он не хотел, чтобы это выглядело как подкуп, но и с пустыми руками приходить тоже не хотел. В конце концов он купил рахат-лукум, который Гаара любил сочетать с вином, и постучался к нему вечером пятницы. Уже на пороге понял, что не предупредил о своём приходе, а Гаары, возможно, не было дома.

Дверной замок щёлкнул — Гаара, удивительно домашний в джеггинсах и большом вязаном свитере, уставился на него потрясённо.

— Ли? — спросил он и вцепился в дверную ручку пальцами.

Он был потерянным, выбитым из колеи, таким неожиданно открытым, что щемило в груди. Ли снёс его в квартиру, дверь за ними захлопнулась с громким щелчком.

— Это неважно, — сказал Ли, уткнувшись носом Гааре в шею. — В смысле, важно, конечно, но... — он цокнул языком, рассерженный на себя — ведь готовился, разве что целую речь не написал.

Гаара положил ладони ему на грудь, отталкивая.

— Подожди, Ли, — сказал он тихо, отвёл взгляд. — Послушай...

Ли перебил его.

— Нет, это ты меня послушай, — попросил он твёрдо, положил ладонь Гааре на плечи. — Я люблю тебя и хочу быть с тобой, и всё остальное меня не волнует, — он спохватился, помотал головой. — В смысле волнует, конечно, это же ты, я имею в виду, что...

Он совсем запутался и весь покраснел от досады. Гаара взял его за ворот куртки, потянул на себя и прижался губами к горячему рту.

Никаких слов больше не нужно было.

Ли узнал, что Гаара начал проходить болезненную самоидентификацию ещё в подростковом возрасте — атмосфера в его семье была ужасной, поэтому разобраться сам в себе он смог только после совершеннолетия, когда сбежал из дома. Позже сестра с братом помогли ему решиться на консультацию с соответствующими специалистами, подтолкнули к мыслям о смене документов и оперативной коррекции — Гаара прошёл курс гормонотерапии и ждал первой операции.

Ли слушал его внимательно — когда Гаара говорил, то старался отвести напряжённый взгляд в сторону. Наверное, он не был уверен, что Ли воспримет информацию в положительном ключе, но Ли сел прямо рядом с ним, взял его за руку, и к концу разговора Гаара поднял на него выжидательный взгляд — его глаза будто искали на лице Ли неприятие, отвращение или презрение.

Но Ли только ободряюще улыбнулся ему.

— Ты очень смелый, Гаара, — сказал он горячо и прижал чужую кисть к губам.

Гаара ничего ему не ответил, но напряжение, сухими колючками въевшееся в его прямой позвоночник, шелухой осыпалось ему под ноги — он даже улыбнулся в ответ.

Гаара открывался ему медленно — сказывался многолетний дисфорический опыт, — но Ли был упёрт и терпелив; его руки всегда были открыты, чтобы поддержать Гаару. Ли видел, что Гаара всё ещё присматривается к нему, внимательно следит, наблюдает за выражением его лица и ловит его слова, ожидая напороться грудью на что-нибудь острое и болезненное. Ли не мог его винить.

Он был рядом и ждал.

Сначала Гаара сменил безразмерные свитера с длинными рукавами на чуть свободные футболки — открыл локти и плечи, тугие и крепкие от постоянных тренировок. Затем перестал переодеваться в другой комнате — только поворачивался спиной, и Ли мог видеть следы от утяжек под его острыми лопатками. Ему очень хотелось коснуться этих краснеющих отпечатков, но он не был уверен, что такая просьба придётся Гааре по вкусу.

В конце концов, он набрался смелости попросить об этом — Гаара замер, футболка, которую он взял в руки, повисла у него на локтях. Какое-то время он напряжённо думал, потом медленно кивнул.

— Хорошо, — сказал он, прижимая футболку к груди. — Только спину.

Ли коротко выдохнул, поддел пальцами пряди волос на чужом затылке и положил ладонь между сведёнными лопатками — Гаара вздрогнул, плечи его ссутулились, колени спружинили, будто он ожидал удара и думал, как от него увернуться. Но ладонь Ли была тёплой и сильной, она мягкой тяжестью лежала на тугой спине Гаары. Пальцы Ли чертили линии вдоль следов утяжек и считали горошины позвонков.

Гаара расслабился — наклонил голову и позволил поцеловать себя в шею. Потом поколебался с секунду — взял Ли за руку, лежащую на пояснице, и прижал к собственному животу. Мышцы под ладонью Ли коротко сокращались, кожа была горячей и упругой, Гаара дышал медленно и тяжело.

— Спасибо, — сказал Ли просто и зарылся носом в чужие волосы.

Гаара сдавленно сглотнул — возможно, такое с ним было впервые.

Он сделал большой шаг вперёд, когда вышел из ванной в одном только полотенце. Губы у него были плотно сжаты, скулы заострились, он выглядел холодным и хмурым. Ли, сидящий на кровати, даже телефон из рук выронил от неожиданности — его взгляд замер на разлёте ключиц и напряжённой линии плеч.

Он понял, что Гаара хочет сделать.

— Если тебе некомфортно, — начал Ли, но Гаара резко покачал головой, и Ли замолчал.

Даже если Гааре было некомфортно — а ему определённо было, — он решился, и Ли не мог не уважать его намерение. Всё, что Ли мог сделать, — это поддержать его.

И это было важно.

Гаара поджал губы, коротко выдохнул и развернул полотенце — от неловкости и смятения по его белой коже пошли красные пятна, он отвёл взгляд, его острые плечи болезненно напряглись. Ли рассматривал его долгую минуту — совсем маленькая грудь с бусинами сосков, холмики рёбер, выступы тазовых костей, угловатые бёдра, женская промежность. Он вдруг подумал — сколько препятствий было в жизни Гаары и каким потерянным он себя когда-то чувствовал. Может быть, чувствовал и сейчас.

Ли моргнул и протянул к нему руку.

— Ты не против? — спросил он осторожно и поднял на Гаару взгляд. — Я не буду трогать, где ты не захочешь.

Гаара нахмурился и неуверено кивнул — полотенце в руке он сжал так, чтобы закрыть грудь и промежность, поэтому Ли коснулся окружности его плеч, скользнул пальцами вдоль рёбер и положил ладони выше тазовых костей. Ли не удержался — прижался ртом к коже на внешней стороне бедра, провёл до подвздошного гребня кончиком носа, потом поднял на Гаару виноватый взгляд.

— Всё в порядке? — спросил он сипло.

Гаара долго смотрел на него, затаив дыхание, будто прислушивался к ощущениям — потом шумно выдохнул и кивнул. Он больше не казался зажатым в железные тиски и вплёл пальцы Ли в волосы, когда тот положил ладони на его бёдра и мягко коснулся пальцами ягодиц. Ли каждым касанием будто говорил: «Я здесь, я с тобой, и ты в полном порядке», и Гаара чувствал это собственной кожей.

Наверное, он ощущал себя... правильно. Ли не мог понять, насколько это важно, не мог даже представить, как бы ни старался. Но он ощущал эту мелкую, незаметную дрожь под своими ладонями. Гаара ему верил, и Ли бы не хотел предавать его доверие.

В кровати они оказались очень скоро и совершенно случайно — Гаара вернулся с хорошими новостями относительно собственного перехода, и Ли не мог не поддержать его от всей души. Эмоции клокотали в его горячей груди, пальцы запутались у Гаары в волосах, и очнулись они, только когда Гаара опрокинул его на кровать и просунул колено между его ног — оба вдруг замерли и посмотрели друг на друга.

В глазах Гаары, раскрасневшегося и встрёпанного, плескалось сомнение. Ли приподнялся на локте и положил ладонь ему на щёку.

Гаара не дал ему сказать.

— Не начинай про то, что мне некомфортно, — отозвался он упрямо. — Я хочу тебя.

Ли мягко улыбнулся ему — Гааре и правда было не по себе, но не потому, что он боялся, а потому, что не был уверен, как именно себя вести. Это читалось в его сосредоточенном лице, но он упрямо пытался уладить эту проблему — его решительность передалась и Ли.

— Я хотел спросить, что тебе нравится, — сказал он тихо, поджал губы — говорить о таких вещах не было его коньком, но он старался. — Ты не против?

Он не хотел доставлять Гааре дискомфорт — тот и сам это понимал. Это был очень долгий и неловкий разговор — они обсудили секс в целом, что они оба предпочитают и чего лучше не делать. Каких-то определённых запретов у Ли не было, табу Гаары вытекали из его состояния, были просты и понятны — Ли быстро запомнил, что делать можно, а чего — категорически нельзя.

Для него это было просто и естественно — не делать того, что не нравилось другому человеку.

Когда они оказались в постели в следующий раз, Гаара позволил перевернуть себя на спину — Ли вжался между его тренированных бёдер, остро ощущая кожу кожей, и положил ладони Гааре на бока. Тот не снял футболку — она смятой полосой лежала на его тяжело вздымающейся груди, и Ли принципиально не трогал её. Вместо этого он вылизал Гааре живот, прикусил нижние рёбра, накрыл ртом тазовые кости, сжал пальцами ягодицы, туго разводя в стороны. Гаара подался ему в руки, запрокинул голову и выдохнул через крепко стиснутые зубы.

Ли навис над ним — заглянул в лицо, будто спрашивая разрешения, его ладонь легла на внутреннюю сторону чужого бедра. Гаара бросил на него взгляд из-под редких ресниц — закусил губу изнутри и раздвинул ноги. Ли всего перетрясло — Гаара был такой открытый и честный под ним, что сердце у Ли колотилось, как бешеное.

— Я хочу попробовать, — начал Ли, тяжело сглотнул, сжал руки в кулаки. — Хочу попробовать тебя языком.

Гаара вздрогнул — уставился на Ли нечитаемым взглядом, напряжение растеклось по его тугим мышцам, замерло в стиснутых челюстях. Он попытался свести ноги, но одёрнул себя — Ли положил ладонь ему на голень, обхватил пальцами твёрдую икроножную мышцу.

— Только не... — Гаара сухо выдохнул, нахмурился, но Ли быстро поцеловал его в колено.

— Я помню, — сказал он тихо, и Гаара, сглотнув, расслабился.

Между ног он был мокрым — Ли мягко коснулся его, нажал пальцами на клитор, не пытаясь спуститься ниже, и Гаара подался к этому движению. Он тяжело дышал приоткрытым ртом, его ноги были широко разведены, спина — чуть выгнута, а красными стали, кажется, даже лодыжки. Ли досчитал до десяти, шумно втягивая воздух в раздутые лёгкие, быстро поцеловал Гаару в губы — затем над ключицами, где сбился ворот футболки, коснулся губами живота, лизнул в дрогнувшее бедро.

А потом Ли поцеловал его между бёдер — Гаара ощутимо вздрогнул под его языком, охнул, когда Ли сжал его губами, сильно втягивая в рот, толкнул между зубов низкий, гортанный стон и зажмурился, вцепляясь пальцами в подушки над головой. Позже, когда Гаара кончал, то сцепил лодыжки у Ли за спиной, а потом долго не мог отдышаться — закрывал лицо руками, и его грудь тяжело и медленно вздымалась.

Ли подтянулся на руках, целуя его в уголок губ, и Гаара сам потянулся к нему. Он был встрёпанным и раскрасневшимся — Ли сам выглядел не лучше, только светился так ярко, что от него, наверное, слепило глаза. Гаара рядом с ним выглядел спокойным — его немного потряхивало, а в его взгляде всё ещё ощущалось некоторое смятение, но он смотрел на Ли открыто, чуть улыбаясь уголком сухих губ.

Он больше не переживал.

Ли вдруг подумал, как тяжело ему было, подумал, каким Гаара был до того, как они познакомились, до того, как ему пришлось наступить себе на горло и проделать этот тернистый, полный ужасов путь. До того, как он решился жить так, как хотел сам, а не так, как ожидали от него остальные.

Ли покачал головой и прижал Гаару к себе — это было совершенно неважно. Гай-сенсей был абсолютно прав — ему не о чем было думать.

Ли любил Гаару сейчас.

2. Снова ГааЛи, собственно. Эту тему я написала просто по приколу - мы с Олей обсасывали тему по поводу Ли и его силы юности, мол, пацан умножает территорию вокруг Конохи на ноль, когда круги там наматывает, вот он, наверное, трахается без перерывов, пока не кончится, как личность.
И ВСЁ.
Мне что, много надо, чтобы сесть писать фикло? Нет, конечно
По большей части я угорала, как тварь, пока писала про Гаару, который очень скучал, но ещё пока не понял, что ждёт его впереди, а когда понял - вовремя отключился, умный мальчик Я так и представляю эту картину: я серьёзный казекаге, но мой муж - неутомимая машина, и сейчас меня затрахают, Канкуро, помоги, но Канкуро не поможет. Гааре никто уже не поможет
Когда-нибудь он отыграется, конечно

Зверь, чуть больше 2к слов вроде, NC.
Они не виделись полгода, и Ли, видимо, решил, что это очень и очень долго — Гаара, впрочем, и сам успел соскучиться, так что, в принципе, был с Ли согласен.

Ровно до пятого, кажется, захода.

Канкуро сдвинул все деловые встречи на сутки вперёд, взял на себя часть документации, прихватил личную печать казекаге и показал Гааре большой палец.

— Развлекайся, — сказал он, ухмыльнувшись, и хлопнул Гаару по плечу.

Гаара развлекался — Канкуро даже не представлял, насколько пророческим оказалось его напутствие.

Ли на самом деле был джентльменом — он умел держать себя в руках и расставлять приоритеты. Гаара пожал его тёплую руку, когда встречал у ворот — Ли улыбнулся ему широко и ярко, и на его счастливом лице играло полуденное пустынное солнце. Он был отправлен в Суну как посыльный для передачи важных государственных документов — вообще-то Наруто хотел бросить его в сопроводительную миссию, но Гаара в своём официальном письме ясно дал понять, что на роль посыльного необходимо выбрать шиноби с конкретными характеристиками.

Наруто умудрился приписать в ответном письме: «Ну, ты и жук, чёрт возьми», и вытащил Ли прямо с недели тренировочного забоя. Конечно, тот не сопротивлялся — в Суне он был через двое суток, даже не устал почти. То, насколько он был бодр и полон энергии на самом деле, Гаара выяснил позже.

Несколько часов они улаживали вопросы, просматривали документацию и общались с представителями Совета — ещё какое-то время ушло на то, чтобы отобрать Ли у подрастающего поколения шиноби. Зелёного Зверя Конохи хорошо знали в Суне, и потренироваться с ним не хотел только ленивый, да и тот посматривал одним глазом — Гаара всерьёз подумал, не воспользоваться ли собственными привилегиями, но Ли сообразил быстрее. Пообещал устроить спарринг с каждым желающим и зарядил учеников таким запасом энергии, что те не могли угомонится до самой ночи — то здесь, то там слышался звон кунаев и глухие удары о манекены.

С Гаарой Ли провёл весь вечер — выложил все новости, долго расспрашивал Гаару о реформах, которые тот вместе с частью Совета затеял в системе образования, и Гаара почти физически ощутил, как сильно ему этого не хватало. Он сам потянулся вперёд, положил ладонь Ли на щёку и поцеловал его — в груди растекалось приятное, чуть вибрирующее тепло, руки Ли были у него на спине и в волосах, и это ощущение оказалось ужасно долгожданным.

Гаара не представлял, что соскучится настолько — потом он об этом не думал.

Ли снёс его с ног, когда они остались вдвоём — сжал в руках до боли, Гааре даже пришлось сделать ему замечание. Песчаная броня осыпалась с его щёки, и Ли насупился, смотря, как золотые песчинки планируют в воздухе.

— Прости, — сказал Гаара, ощущая, как песок соскальзывает с беззащитной кожи. — Дело привычки.

Ли покачал головой, будто говоря: «Ничего страшного», а потом, когда весь песок оказался у них под ногами, поцеловал Гаару.

Жадно.

— Я так скучал! — сказал он горячо Гааре в ухо, и тот ничего не успел ответить, потому что язык Ли зацепил чувствительную кромку и поддел мягкую мочку.

Это было приятно — Гаара позволил себе уступить.

Сил, чтобы добраться до спальни, не было — они так и остались в тёмном, заполненном суккулентами и бумагами, кабинете. Ли подсадил Гаару на стол, развёл ему бёдра, и как бы косо Гаара не смотрел на секс прямо на собственном рабочем месте, ему пришлось признаться — он был возбуждён, полураздет и никуда бы не пошёл, даже если бы предоставилась возможность.

Он хотел Ли прямо здесь и сейчас.

Тяжёлая ладонь Ли сжала их обоих — его кожа была горячей и шершавой от мозолей и шрамов, мышцы на его руках перекатывались тяжёлыми жгутами и замерли каменной твёрдостью, когда он подхватил Гаару под бёдра. Ли держал его на весу и двигался между его ног вместе с плотно обхватывающей ладонью — Гаара балансировал на одних только локтях, выгнув спину, его уложенные волосы разметались, влажными прядями падая на лицо, и его не хватило надолго.

Какое-то время они молчали — только дышали тяжело и сорвано. Вместе с острым жаром, растекающимся от паха к груди, Гаара ощутил ноющую боль в руках.

— Ли, локти, больно, — просипел он, и Ли спохватился — отпустил его бёдра, усадил на столешницу, вжался животом между ног.

— Прости, мне так жаль, — он сокрушённо покачал головой, взял руку Гаары в ладони, чтобы размять затёкшие мышцы.

Ли так искренне переживал, всегда так ярко и открыто. Гаара улыбнулся ему — убрал волосы со лба, поцеловал взмокшую кожу.

— Всё в порядке, просто немного неудобно, — сказал он, и Ли поднял голову.

Их взгляды встретились, и Гаара уже знал, где им будет удобно.

— Я не хотел, чтобы всё закончилось так быстро, — сказал Ли взволновано, когда они оказались в одной постели. — Мы так долго не виделись!

Гаара обнял его одной рукой за плечи.

— У нас впереди целая ночь, — отозвался он просто и позволил раздвинуть себе губы языком.

Когда он говорил «целая ночь», он не собирался использовать слово «целая» буквально.

Правда.

Они давно не были вместе — Гаара очень долго возился с подготовкой, потому что ему нравился сам процесс. Ли под ним елозил и тяжело сопел в подушку, его пальцы до белых костяшек цеплялись за простыни, он вздрагивал каждый раз, когда Гаара касался его языком или губами, когда втягивал кожу в горячий рот и сжимал зубы на выступающих лопатках. Мускулы спины под белыми руками Гаары тяжело перекатывались, мышечный контроль у Ли был просто превосходный, а внутри него было так хорошо, что Гааре действительно пришлось держать себя в руках.

Не то чтобы у него уж очень хорошо получилось.

— Ерунда, — отмахнулся Ли, когда Гаара задумчиво тронул синяки, оставленные его собственными пальцами на чужих бёдрах. — Завтра уже не будет, вот увидишь.

Гаара прищурился — ему не нравилось, что он терял контроль так легко, но Ли поцеловал его снова, и об этом пришлось забыть. Ли затащил его к себе на колени — долго целовал плечи и шею, вылизывал рот и губы, а потом откинулся на спину и подтащил Гаару за бёдра себе на грудь. Открыл тёмный от поцелуев рот, взял блестящую головку на язык, и Гааре пришлось вцепиться в его растрёпанные по подушке волосы — он только что оглушительно кончил два раза подряд, но, честное слово, это не помешало ему кончить снова.

Позже возбуждение тянуло внизу живота свинцовым ядром — потолок, дрожащий в тусклом свете ночной лампы, раскачивался у Гаары над головой, пока он сжимался на чужих пальцах. Ли над ним двигался тёмной горячей тенью, его жар каплями оседал между рёбрами, и когда Гаара целовал его, ему казалось, что они разорвут друг другу рты — он умудрился кончить на пальцах Ли дважды и в какой-то момент понял, что не чувствует собственных бёдер.

Ли дал ему передышку — у него всё ещё крепко стояло, и Гаара перекатился на живот, убрал растрепавшиеся волосы за ухо, обхватил его член ладонью у основания и накрыл ртом. Чужие пальцы мягко сжались у Гаары на затылке, Ли звучно выдохнул через рот, его бёдра мелко дёрнулись — челюсть у Гаары заныла очень быстро, и взять глубоко он всё равно не смог; только прижал головку языком, плотно обхватил губами, и Ли задрожал от их мягкости.

После Гаару хватило на ещё один раз — у него болели бёдра от напряжения, и он с трудом отзывался на крепкие, горячие движения. Ли уверено двигался между его ног, его руки чётко ощущались над тазовыми костями, а губы были везде, куда могли достать — Гаара путался пальцами в чужих волосах и надсадно хрипел сухим горлом. Внезапный оргазм вывернул его, заставил выгнуться на чужом члене и, кажется, отключиться на какое-то время — расслабленное, полное нежности лицо Ли было последним, что он зафиксировал в сознании.

Всё, что было после, Гаара помнил плохо — кажется, он утыкался носом в подушку, пока Ли возил его по простыням, кажется, он поставил Ли на колени, кажется он сипло скулил, пока Ли вылизывал его между ягодиц, кажется, они трахались даже в душе, а потом снова на кровати. Возбуждение болезненно тянуло внизу живота, сперма засыхала на животе и между бёдер, оргазмы превратились в глухие отголоски, а Ли был таким знакомым и раскалённым, что Гаара без раздумий протянул к нему руку — она предательски дрожала.

Гаара находил странным, что его песочная защита всё ещё не сломала Ли рёбра — и самому Гааре, впрочем, тоже.

Когда он проснулся, Ли мягко поцеловал его в лопатку — выглядел он обеспокоено и виновато.

— Ты вчера отключился, — сказал он взволновано и положил ладонь Гааре на щеку. — Как ты себя чувствуешь, Гаара, я нигде тебя не ранил?

Если бы Ли его ранил, то остался бы без руки, скорее всего — Гаара поморщился, пытаясь перевернутся с живота на спину.

Это оказалось очень тяжело.

Очень.

У него болели бёдра — почти горели огнём; ощущение разгоралось в паху и расползалось сначала вниз к коленям, потом вверх к рёбрам. Плечи и шею надсадно тянуло, мышцы спины ныли, поясницу щемило, в горле было сухо и даже пальцы отказывались сгибаться — разве что голова не раскалывалась. Ли помог ему перевернуться на спину — он заглядывал Гааре в лицо с тревогой и держал его ладонь в собственных руках. Гаара посмотрел на него одним глазом, потому что второй не мог открыть просто физически.

Ли был очень красив в утреннем солнце — и он был такой открытый и честный, что в груди замирало.

А ещё он действительно был зверем, судя по всему.

Гаара бы покачал головой, но шею тянуло.

— Нет, ты меня не ранил, — сказал он сипло — голос его не слушался. — Наверное.

Глаза у Ли раскрылись в ужасе — Гааре пришлось перехватить его руку за запястье и успокаивающе погладить выступающую косточку.

— Со мной всё в порядке, — заверил его Гаара. — Ты просто слегка, — он лизнул сухие губы, — перестарался.

Ли виновато уткнулся лбом ему в плечо — его тяжёлое дыхание осело у Гаары на коже.

— Мне так жаль, — сказал он тихо. — Я совершенно не держал себя в руках, — когда его губы шевелились, Гаара ощущал это собственным плечом. — Я просто увидел тебя, и ты был такой потрясающий, и я просто не смог...

Он нахмурился и сжал руки в кулаки — скорее всего, придумывал себе наказание, что-нибудь вроде двух тысяч кругов вокруг Суны или высокоинтенсивной тренировки прямо в пустыне под палящим солнцем. Гааре пришлось постараться, чтобы приподняться на локте — его губы коснулись чёрной макушки, и Ли посмотрел на него из-под чёлки.

— Всё в порядке, — сказал Гаара просто и повёл плечом. — Если бы я хотел тебя остановить, я бы это сделал.

Целоваться тоже оказалось тяжело — язык еле ворочался, и рот натужно болел. Ли осторожно лизнул Гаару в губы, обхватил рукой поперёк живота и положил голову рядом с плечом, носом уткнувшись в шею, — Гааре было спокойнее, когда никто из них не двигался. Судя по яркому солнцу за окном, утро закончилось как минимум два часа назад, и было просто удивительно, что Канкуро ещё не долбился им в дверь. Хотя, возможно, Канкуро всё прекрасно понимал — это было бы просто замечательно, потому что Гаара не был уверен, что сможет сидеть в ближайшие двенадцать часов; ноги бы его тоже не удержали.

— Ты зверь, — всё-таки сказал Гаара, уткнувшись носом Ли в макушку, и тот широко улыбнулся.

— Да, — сказал он гордо. — Зелёный Зверь Конохи!

Гаара не сдержал улыбку.

Если бы это можно было назвать тренировкой, то, несомненно, Ли с ней превосходно справился.

3. ТобирамаИзуна и немного хашимады. Я бы ничего не хотела говорить, но мне вообще-то есть, что сказать
Когда на войне появился Мадара, я сидела, вздёрнув носик, и кудахтала, как меня бесит этот ископаемый Учиха, положите вы его обратно в землю уже, пожалуйста, а потом - БАМ! - и показали эти чёртовы вьетнамские флешбеки про Мадару с Хаширамой. Ну, сначала мы поугорали с этой мелодрамы, вернулись к насущным проблемам, а потом пришло ОСОЗНАНИЕ.

Итак, что мы вынесли из этого флешбека:
- Хашимада - канон, там даже никаких аналитических исследований проводить не надо.
- Учишки - плюшки (я серьёзно, как можно было 10 лет хуесосить Учих, чтобы потом в них втрескаться).
- Ты пытался не крякнуться в Тобираму, но всё было ТЩЕТНО.
- Тобирама создал ВСЁ (иногда у меня появляется подозрение, что и само "Наруто" тоже создал Тобирама. Кто такой Кишимото?)
- Изуну показали три минуты (суммарно во всём аниме) - мне хватило, чтобы крякнуться ещё и в него.
- Изуна помер ни за что, потому что ОДИН ПРИДУРОК его зарубил и упустил свой шанс с Изуной (ц).
- Да, я шипплю Тобизуну (вообще-то название пейринга тобиизу, но мне просто нравится, как звучит тобизуна - красиво же звучит).
В общем, это было прямое попадание в мой левый желудочек - или даже в левое предсердие, оттуда выбраться сложнее. Меня развезло на основателей, и я не собираюсь останавливаться, нет-нет-нет.
К слову, когда я полезла на тамблер, я обалдела с того, что Тобираму скрестили со всеми Учихами, кроме того, который был мне нужен - ребята, как вы это делаете, его же даже с Индрой спейрили Чем вот вам они не нравятся - пацаны честно пиздились столько лет, искали друг друга на поле боя, пока их старшие братья плакались о потерянной любви и её возможных поисках выясняли отношения тоже пиздились, потом один другого зарубил - ну, чем вам не лучший шипп, построенный на лав-хейте
В общем, не тот Учиха, Тобирама

Кароч, я хотела тобизуну - я пишу тобизуну. Словом, я хотела написать простой ненавязчивый рейтинг, но меня унесло в небольшую описательную философию. Больше хотелось прописать даже не само наличие секса, а именно атмосферу - вокруг и между ними двумя.

Жжёная трава, около 2к слов, честная R.Вечер утопал в сырой духоте – жар лип к телу знойной плёнкой и дрожал раскалённым воздухом под раскатистыми ветвями садовых деревьев. Коноха пылала оранжевым солнцем и тяжело дышала детским смехом – небо на горизонте зарделось карминовой медью, восток тянул за собой иссиня-чёрное полотно мерцающих звёзд, и вместе с ночью на пересохшие улицы не ложилась долгожданная прохлада. Тобирама устало размял затёкшую шею – душный полумрак дома выгнал его на высокую террасу вместе со свитками, набором потрёпанных кистей и двумя пузырьками чернил. Работа не спорилась, иероглифы прыгали перед глазами, будто в дрожащем мутном мареве – внешняя политика, разведка, образование, здравоохранение, экономика, судопроизводство, семьи; деревня стремительно росла, и приходилось прикладывать все силы, чтобы поспевать за ней.

Вечерний зной трогал липкие виски и зарывался во влажные волосы – Тобирама перечитал строчку ещё раз, но так и не понял ни единого иероглифа. Нахмурился, раздражённо цокнул языком и отбросил свиток на террасу – прислонился спиной к перекладине, откинулся затылком на тёплое дерево и спустил ногу к земле, вторую сгибая в колене. Он никогда не позволял себе откладывать работу на потом, но жаркий шелест сочной листвы и пылающий закат над головой заманили его в свою ленивую ловушку – он позволил себе расслабиться; смежить веки и глубоко выдохнуть, замирая.

Пару минут, не больше.

Когда он открыл глаза, красное яблоко солнца за горизонтом стремительно догорало – фонари за воротами дрожали в бумажных чехликах, было слышно шелест шагов и приглушённые голоса. Тобирама покосился на гору свитков и полупустую чернильницу, чертыхнулся – количество его работы стремительно выросло, потому что у брата появились неотложные дела, включающие в себя бутылку саке, горячие источники и Учиху Мадару в свободном летнем кимоно. Хаширама называл это «дипломатическими изысканиями» или «дружескими посиделками», в зависимости от благосклонности Мадары, но Тобирама дураком не был.

Дипломатические изыскания на горячих источниках, как же – конечно, Тобирама не ломался от пары лишних заданий; ему попросту не нравилось, сколько и какое влияние Мадара оказывал на Хашираму. Нагретые за день полы туго скрипнули под чужим шагом, Тобирама поднял голову – впрочем, он сам был не лучше, и лицемером себя не считал.

Изуна выглядел усталым – держался, расправив плечи, но потяжелевшие круги под тёмными глазами и поддерживаемая под запястье рука выдавали его с головой. Разведывательный отряд Изуны попал в крупную заварушку на границе страны Ветра – они только-только вернулись, разбитые, злые и горячие. Изуна, наспех подлатанный, успел лишь отправить раненых к медикам, отчитаться о задании и уснуть в полной до краёв каменной чаше в центре внутреннего двора – теперь стоял, подобравшись, в этом тонком юката с широкими рукавами, и напряжённо вслушивался в шелест садовой листвы.

Тобирама поймал его ничего не выражающий взгляд – внимательный, изучающий и очень усталый, – но ничего не сказал. Изуна подошёл к нему сам, уверенно переставляя белые ступни с крупными, острыми косточками – остановился у ног Тобирамы, толкнул стопу вдоль нагретых досок, ближе к чужому паху, и отвёл взгляд, слушая шорох голосов по ту сторону прикрытых ворот. Тобирама коснулся пальцами его крепкой лодыжки, мазнул вверх по напряжённой голени, обвёл тугое, сбитое колено – чтобы положить ладонь на бедро, пришлось отвести край одежды. Изуна снова посмотрел на него, но ничего не сказал – он почти никогда не затыкался, но иногда его захлопывало, будто большой, гулкий сундук с раздутой пустотой внутри.

Ночной зной упал Тобираме в руки вместе с Изуной – его ладони, испачканные в чернилах и пахнущие бумагой, легли ночному зною на лопатки и скользнули к пояснице. Изуна прижался лбом к его лбу – слишком интимный жест, слишком открытый – и, лизнув кончик большого пальца, стёр росчерк чернил с щеки, прямо под красноватой меткой. Тобирама потянулся к нему первым – в голову ударил запах пресной воды, августовских яблок и жженой травы. Губы у Изуны были сухими и твёрдыми, с мелкими трещинками, упрямыми – надо было постараться, чтобы раздвинуть их языком; Тобирама постарался.

Мокрые волосы Изуны, собранные в небрежный узел на затылке, рассыпались по тугой спине – юката сбилось к локтям, рукава смялись над запястьями, подол задрался выше колен, открывая разведённые бёдра. Тобирама положил ладонь на влажную кожу, смял в пальцах, и Изуна коротко выдохнул ему в рот – его ладонь зарылась Тобираме в волосы, язык зацепил зубы и широким жестом вжался в открытую шею. Жар был таким сильным, что струился между пальцами, как чужие волосы – Изуна взял его ладонь, лежащую на внутренней стороне бедра, и потянул под полы юката, туда, где кожа была слишком горячей и слишком…

Влажной.

Тобирама поднял на него взгляд – Изуна не сказал ни слова, только сжался на пальцах и сощурил глаза. Тобирама вжался в него до конца фаланг, свободную ладонь положил на бедро, крепко сжал прямо над свежими синяками, поглаживая их большим пальцем, и приласкал старый, длинный шрам, им же и оставленный. Как давно это было, будто в прошлой эпохе – только шрамы напоминанием и остались. Шрамы и глаза – внимательные, наблюдающие, удивительно ясные, как капля чёрного неба над головой. Тобирама знал Изуну, как свои пять пальцев, и всё равно каждый раз смотрел на него, будто видел впервые – не специально, конечно, просто теперь так получалось.

Громкий детский смех отвесил им обоим звонкую пощёчину – они обернулись на прикрытые ворота, на дрожащие фонари по людной улице, посмотрели друг на друга. Жар, липнувший к телу второй влажной кожей, вцепился острыми зубами прямо в загривок – Изуна смял ему губы, развёл подол простого юката, крепко стиснул между ног. Потом, ведомый чужой ладонью, прижался ближе – тяжёлый член Тобирамы скользнул между его ягодиц, крепко надавил, туго заполнил, и Изуна глухо выдохнул, сжимая ладонь у Тобирамы на плече. Замер, будто вслушиваясь в гулкое дыхание напротив, ещё раз оглянулся на ворота – дети забегали в сад иногда, видели кого-нибудь на террасе и всегда подбегали, любопытные.

Тобирама сжал его подбородок пальцами, повернул усталое лицо к себе – язык скользнул в чужой рот, Изуна задышал чаще, глубже, его каменные бёдра качнулись раз, второй. Он выгнул поясницу под ладонью в росчерках чернил, вытянул ноги вдоль ног Тобирамы, гулко охнул и откинулся на локти, широко разводя бёдра – так широко, что крепкие связки в паху натянулись тугими струнами. Ночной зной залил Тобираме глаза – медленно терял зрение Изуна, но слеп почему-то именно Тобирама; положил ладони на чужие гибкие бока, огладил пальцами рваные линии уродливого шрама под правыми рёбрами и толкнулся сам.

Изуна никогда не был таким тихим ни под ним, ни в нём, ни рядом с ним – кусал губы, когда не дышал открытым ртом, смотрел сощуренными глазами в пустоту и пытался уберечь растянутое запястье от лишних движений. Тобираме пришлось перенести вес тела на колени и крепко стиснуть его под разведённые бёдра – он жаркой тенью вытянулся над Изуной, вцепился пальцами в его волосы и заставил сфокусировать тёмный взгляд на собственном лице.

Сказал только:

– Смотри на меня, – и Изуна протяжно засипел ему в рот, мёртвой хваткой оставляя синяки под лопатками.

Потом ночь разбилась холодными звёздами над головой – накатила оглушительным прибоем, затем ещё и ещё, пока раздутые лёгкие не спались сухой, сморщенной листвой. Изуна бездумно гладил ладонями чужую спину, и Тобирама не спешил его останавливать – голоса за воротами шелестели вместе с душный ветром, и липкая влага текла вдоль вогнутого позвоночника. В этой темноте, между ними двумя, не нужно было владеть шаринганом, чтобы видеть.

– Знаешь, – сказал Изуна хрипло, закидывая руки за голову – рукава юката потянулись за ним, открывая крепкую грудь и каменный живот. – Когда ты возился, то перевернул чернильницу на свиток с моим отчётом, – он выразительно посмотрел на Тобираму. – Я не буду его переписывать.

Тобираме не надо было оборачиваться, чтобы убедиться в его правоте – от Изуны пахло пресной водой, августовскими яблоками и жжёной травой.

От него пахло знойной ночью.

– Я возился? – спросил Тобирама и забрал тёмные волосы со лба, открывая чужое лицо, – уставшее, с острыми чертами, смягчённое только прищуренными глазами и распухшим от поцелуев губами.

Изуна кивнул – его колени сжали Тобираму под рёбра и поймали в ленивую ловушку, как шёпот сочной садовой листвы.

– Ты, – он озорно усмехнулся, небрежно сбрасывая эту тёмную глухую усталость. – Ты всегда возишься.

Тобирама не стал с ним спорить – не потому, что ему нечем было возразить или что он сдавался; ночь была хороша даже для него.

– Соглашусь, – отозвался он коротко и сухо, путая пальцы в чужих волосах, и Изуна вдруг нахмурился.

– Что с тобой? – спросил он с подозрением. – И с твоим лицом? Оно странное, – Изуна прищурился, и Тобирама не остался в долгу.

– Что с ним не так?

Изуна оскалился – его ладони легли на отметины по щекам, большие пальцы огладили скулы, крепко вжимаясь в горячую кожу.

– Ты улыбаешься.

Тобирама замер и хмыкнул – обычно он не позволял себе таких оплошностей, но он и никогда не позволял себе откладывать работу на потом, например. Или трахаться на открытой всем ветрам террасе, когда за просматриваемой грядой садовых деревьев горела жизнью людная улица.

Тобирама не был лицемером.

– Запиши на свой счёт, – отозвался он и позволил себе спрятать лицо в чужой шее.

Изуна вплёл пальцы в его волосы и вжался носом в макушку – пресная вода, августовские яблоки и жжёная трава. За воротами – шорох шагов, приглушённые голоса и мигающие звёзды на чёрном небе, рядом – свитки, набор потрёпанных кистей и перевёрнутая чернильница. Деревня стремительно росла и тяжело дышала детским смехом.

Всё, что им оставалось – поспеть за ней.