И немножко о том, как я пересматривал Реборна (Боженет, зачем я это сделал? )
и строчил всякую херню.
Именно по 8059. Ибо Ямамото же!
Да и Хаято хорош.
Ну, черт.

Название: Пунктиры
Рейтинг: PG-13
Жанры/Предупреждения: TYL!, романтизация, размышляловка, ООС, ER, зарисовка

О шрамах, 665
- Не дергайся. Сам виноват.
Ямамото улыбнулся и только напряженно прошипел, когда пропитанная перекисью вата влажным поцелуем мазнула по щеке, облизывая бесчисленную по счету царапину. Их снова было слишком много, этих коварных царапин, этих алых надрезов, рассыпавшихся по загорелой коже. Ямамото смотрел несколько виновато, а Гокудера безжалостно втирал дезинфицирующий и кровоостанавливающий раствор в раны, как будто хотел стереть их с уставшего тела – только не получалось, они лишь алели и наливались ягодами.
- Идиот, - Гокудера цедил сквозь зубы, озлобленно пиная колено коленом. – Тебе лучше было сдохнуть, нежели возвращаться в таком состоянии.
По крайней мере, я на ногах, и даже так могу взять меч в руку и встать на защиту Семьи – Ямамото вовремя прикусил язык и благодарно кивнул, когда Гокудера вбил пробку в прозрачный пузырек. По крайней мере, я не вернулся на носилках в состоянии полной недееспособности, да, Хаято? Ямамото облегченно отметил, что способность в нужный момент придержать язык за зубами снова его выручила.
Гокудера бы не простил напоминания.
Босые ноги ступили по холодному кафелю ванной, Ямамото завел руки за спину, хватая смятую, испачканную в чьих-то красных слезах рубашку, и стянул ее через голову. Гокудера закрыл дверцу шкафчика с красным крестом и, развернувшись, нахмурился, раздраженно цокая языком. Пришлось снова доставать проклятую перекись и добротный кусок воздушной ваты.
На спине у Ямамото сверкала царапина – достаточно глубокий порез, ровной стрелой спускающийся от правой лопатки к последнему ребру на левом боку. Он пересекал всю спину, как пунктир, строго по которому следовало разрезать бумагу, и Гокудера нервно дернулся, когда в голову закралась неприятная мысль: наверное, бейсбольного придурка хотели разрезать точно так же, даже траекторию наметили, ровный срез немного наискосок.
Хотя, он давно уже не бейсбольный придурок – и не должен позволять кому-то оставлять на себе пунктиры.
Ямамото вздрогнул, когда на спину легли холодные – и вовсе не от холода, скорее от страха, от безысходности – ладони.
- Гокудера?
Гокудера вел вдоль чужого пунктира губами – на Ямамото всегда оставались чьи-то пунктиры, чьи-то наброски, иногда хладнокровно точные, иногда эмоционально неровные, иногда совсем по-смешному нелепые. Они всегда оставались, и Ямамото заклеивал их куском разноцветного пластыря, обвязывал тугим обхватом бинта, прятал под медицинские повязки и улыбался в тридцать два зуба, как будто не он здесь целое поле для работы острых ножниц.
Где-то глубоко внутри Гокудера боялся, что однажды эти ножницы сомкнуться с громким лязгом, который грохнет по ушам в звенящей тишине, – ровно по линии намеченного пунктира.
- Я знаю, что ты хочешь мне сказать, - Гокудера прижался лбом между выпирающими лопатками, обхватил Ямамото за пояс, пальцами хватаясь за собственное запястье. – О чем ты хочешь мне напомнить.
Как я позволил себя надрезать – примерно до половины намеченного на мне пунктира. Как я позволил тебе пролить слишком много чужой крови, чтобы вытащить меня из моей собственной. Как я позволил тебе не спать ночами.
Как я позволил себе говорить, будто сейчас ты в чем-то виноват.
- И я хочу заключить с тобой сделку, - Гокудера выдохнул в теплую кожу, когда по тощим запястьям мазнули такие же теплые пальцы.
- Сделку? – Ямамото развернулся, опираясь бедрами о бортик умывальника, и положил руки на худые плечи. Когда Гокудера говорил о сделках, он либо находил компромисс, либо прятал что-то под матово-безразличными изумрудами глаз.
И казалось, будто сейчас он пытался сделать и то, и другое: тянулся вверх, прижимаясь телом к телу, обхватывал за спину, ощущая подушечками пальцев неровность от разверзнутых краев проклятой царапины, и слегка наклонял голову на бок, осознанно смотря глаза в глаза.
- Только мои пунктиры на тебе. И только твои – на мне. И больше я не хочу видеть чужих, - он передернул плечами. – И вспоминать о них тоже не хочу.
Пунктиры – прерывистые линии, по которым ножницы режут бумагу. Вот как он их называет.
Ямамото засмеялся так, что не грех было ив краску броситься, но вместо этого Гокудера в очередной раз толкнул колено коленом, будто одергивая раздраженно.
- Конечно, Хаято. Мне нравятся условия твоей сделки.
Гокудера охотно раскрывал губы навстречу губам напротив и обхватывал Ямамото руками за шею – конечно, пунктиры всегда будут появляться на них обоих, эти чертовы чужие пунктиры. Только острые ножницы никогда не сомкнуться на них с громким лязгом среди звенящей тишины.



Название: Меркурий в упадке
Рейтинг: PG-13
Жанры/Предупреждения: TYL!, ER, ООС, романтизация, хьюмор и баловская зарисовка

Невезение, 1483
Все началось с проклятой передачи по телеканалу, денно и нощно транслирующему заумные репортажи о какой-либо области науки, феномене, занимательном открытии или обо всем, мать их, сразу.
Ямамото проклятую передачу не слушал – на кой черт она ему сдалась, когда в руках позванивали два больших, остро наточенных ножа, а прямо перед носом, казалось, шлепала хвостом свежая рыба размером с полруки.
Зато слушал Гокудера. Слушал внимательно, забравшись на диван с ногами и прижав к груди диванную подушку на манер плюшевого медведя. На огромной плазме переливались мерцанием дух захватывающие созвездия, внезапно прерываемые физиономией либо уныло ковыряющегося в ухе, либо с энтузиазмом размахивающего руками деятеля науки, схемами и таблицами, красивыми такими, наверняка, жутко познавательными.
Знал бы Ямамото, насколько познавательными – отрезал бы не рыбе голову, а проводу от плазмы – штепсель.
- Эй, бейсбольный придурок! – Гокудера и глаза от экрана не оторвал. – Иди сюда, живо!
- Прости, я немного занят, - откликнулся Ямамото и ловким движением вспорол рыбе брюхо. Гокудера вслушался в слова диктора, размеренно звучащие на фоне бесконечных мерцающих галактик, и насмешливо хмыкнул:
- Если ты занят потрошением рыбьих внутренностей, то снимай фартук и быстро ко мне! Больше повторять не буду.
Голос у Гокудеры был какой-то уж слишком взволнованный – это Ямамото расслышал за целой сетью хорошо разыгранного раздражения, поэтому и оставил кровоточащую рыбу в одиночестве, присаживаясь на ручку дивана. Хаято трогательно пожамкал подушку и указал пультом в плазму:
- Понял?
Ямамото растеряно покачал головой и попытался прислушаться к тому, о чем вещал диктор. Попытка изначально была обречена на провал, Такеши запутался в названии созвездий, планет, знаков Зодиака и рассеянно развел руками, на что Гокудера иллюзорно сплюнул и эмоционально потряс пультом в сторону взорвавшейся на экране звезды.
- Меркурий в упадке!
На самом деле, по мнению Гокудеры, это был самый что ни на есть аргумент, и при этих настораживающих словах Ямамото должен был перепугаться насмерть и сжать его в, соответственно, смертельных объятиях. Но Ямамото почему-то только нахмурился и перевел взгляд с плазмы на Гокудеру и обратно.
- И что?
- Идиот! – Хаято стукнул себя пультом по лбу. – Для Дев настало неблагоприятное время! А для всяких рогатых животных, типа тебя, и подавно.
- А что это я рогатое животное? – Ямамото не особо догнал, зачем Гокудера пытается объяснить ему последствия влияния месторасположения планет на знаки Зодиака, но ему это уже не нравилось, и подозрительно-осторожные взгляды со стороны прищуренных карих глаз продолжили сыпаться на пестрящую космосом плазму.
- Да потому что ты Телец, придурок, - сквозь зубы процедил Хаято и сжал подушку в объятиях. – Все, иди отсюда, не разговариваю с тобой больше.
Хотя, наверное, с этого и надо было начинать, потому что Ямамото в наглую завалился на диван, хватая протестующего Гокудеру в медвежьи (читай, в те самые смертельные) объятия, и потерся щекой о его плечо. Одинокая рыба обиженно булькнула остатками крови в сосудах, а передача, к счастью, подошла к концу.
Только передача-то подошла к концу, а у них двоих только понеслась.
Выходные они планировали провести у моря, среди отвесных скал и взмывающих в небо брызг – точнее, Гокудера планировал, а Ямамото покорно исполнял, валяясь под машиной или таская вещи из дома в багажник и из багажника в дом. Планировать-то они планировали, только Меркурий оказался в упадке, для Дев настало неблагоприятное время, а для всяких рогатых животных, типа Ямамото, и подавно, и, наверное, именно поэтому прогноз погоды по центральному каналу нагло наврал, отчего вместо обещанного солнца и жары в плюс тридцать пять с самого утра по крыше барабанил ливень. Ну, и добивал сквознячками и температуркой, еле-еле наскребающей плюс двадцать.
Для Гокудеры выходные омрачились такими же тучами, что нависли за окном, в одно мгновение, Ямамото же еще пытался что-то сделать.
Дождливое утро они провели в кровати, от нечего делать играя в слова – лучше бы уж сексом занялись, честное слово, но матовая пелена за стеклом как-то не настраивала на интим и романтику в целом. Но Меркурий снова был в упадке, и Гокудера вдруг забыл большую часть слова на «а», да и вообще большую часть слов, а Ямамото как не знал, так и не вспомнил. Этот раунд они решили закончить позже.
Кофе в доме не оказалось, и в этом тоже виноват был Меркурий. Гокудера заварил себе чай, угрюмо усаживаясь на диван в обнимку с подушкой, а когда отпил, заодно и отплевался, потому что заварка оказалась слишком крепкой и горькой. Ямамото же в это время выяснил, что сыр на верхней полке давно покрылся плесенью (хотя, возможно, он был таким изначально), а молоко как назло скисло буквально пару часов назад.
- Меркурий в упадке, - как бы между делом пробурчал себе под нос Гокудера и мерзло передернул плечами, грея руки о кружку с чаем: не пить, так хоть погреться можно.
- Ладно тебе, Меркурий же так далеко, - Ямамото рассмеялся и закинул руку ему на плечо, прижимая к себе. Хотел уткнуться носом в пепельную макушку, но вместо этого получил порцию кипятка с заваренной травой на штаны – Гокудера нечаянно дернулся от неожиданного прикосновения.
Было больно и горячо, а Меркурий из упадка выходить не собирался.
К обеду Ямамото начал потихоньку точить зуб на проклятую планету, вертевшуюся где-то слишком близко к Солнцу, потому что Гокудера впал в депрессию, забившись в обнимку с диванной подушкой под одеяло, и даже горячо любимые логарифмы не могли вытащить его из пучин отчаяния. Дождь как лил, так и продолжил вдалбливать капли в черепицу на крыше, а часам к четырем дня, когда Ямамото почти удалось вытащить Гокудеру из постели посредством уговоров позвонить Десятому и выяснить, нет ли каких-нибудь особо важных, неотложных дел, в доме ярко вспыхнул, а затем погас свет.
Меркурий, оказывается, еще и электриком записался. Тоже в упадке.
Ямамото зажег около двух десятков свечей, как делал в детстве, и расставил их по всему периметру комнаты – Гокудера высунул голову из-под подушки и понаблюдал за ним, смотря, как подрагивают язычки теплого пламени. Один из которых коварно прыгнул на шторы. Почти вспыхнувшая романтика в одночасье убилась ко всем чертям, зато вместо романтики вспыхнули занавески на окнах.
Пока оба тушили неожиданный очаг возгорания, что-то громко щелкнуло, заставляя задрать голову вверх, и тут же неожиданно грохнул свет, ударяя электрической яркостью по только-только приспособившимся к сумеркам глазам. Гокудера потер глазницы кулаками, как ребенок, что-то процедил сквозь зубы про Меркурий и, споткнувшись о задравшийся уголком ковер, упал на спину – благо, что на кровать. Раскинул руки-ноги и ткнул пальцем в потолок:
- Это все…
- Я понял, - Ямамото решил, что увезет плазму на Северный полюс, лишь бы Гокудера больше не смотрел этих чертовых передач. Ну, правда, не может же какая-то маленькая планета повлиять на мерный распорядок их дня? Хотя, казалось, она уже влияла и ехидно посмеивалась вдобавок а-ля Мукуро. Мстила, наверное, за свой упадок, только вот почему им двоим – не понятно.
Когда ливень вдруг закончился – как по щелчку пальцев (Меркурия, не иначе), – Ямамото силком вытащил Гокудеру на улицу.
- Нельзя же дома весь день просидеть, так и загнуться можно!
- На улице тоже загнуться можно, - огрызнулся Хаято и тут же споткнулся о Джиро, лениво развалившегося на сухой веранде. Пес вскочил на лапы и весь встряхнулся, теряя остатки влаги (видимо, успел порадоваться дождю) и на растянувшегося на досках Гокудеру, обреченно простонавшего себе в локоть, и на хохочущего Ямамото. Загнуться можно было уже на веранде.
Собственно, прогулка на машине отмелась в сторону сразу, когда выяснилось, что одно из колес спущено, а запасное, к сожалению, бейсбольным придурком не предусмотрелось. По улице они прошлись тоже припеваючи, хотя, дождевой водой из лужи облило одного Ямамото, потому что он успел схватить Гокудеру за плечи и развернуться к резко вылетевшему из-за поворота автомобилю спиной: мокрый с ног до головы, но довольный.
До бакалейной лавки они, в кои-то веки, добрались без особых приключений, вот только яблок в ассортименте не было и любимого фруктового йогурта тоже – пришлось довольствоваться батоном хлеба, пачкой молока и упаковкой кофе. В парке они уселись на спинки мокрых скамеек, и Ямамото умудрился грохнуться назад, в мокрую листву, утаскивая за собой смешно взмахнувшего руками Гокудеру. Так и лежали на сырой подстилке, так и смотрели в пасмурное небо над головой.
- Я не удивлен, - хмуро буркнул Хаято и позволил вытащить из волос мокрый лист.
- Ага, - поддакнул Ямамото и, улыбаясь во все тридцать два зуба, послал далекой планете убийственный взгляд. – Меркурий в упадке.
Уже дома, когда промокшие вещи остались в коридоре, Гокудера нахмурился и спросил, куда подевался пакет из бакалеи. Ямамото задумался на какое-то время и хлопнул себя ладонью по лбу: в парке, конечно, на мокрой скамейке! Вернулся он буквально через несколько минут, благо, что парк рядом, довольный, в два раза мокрее и с улыбкой на пол-лица.
Потом они сидели на полу в гостиной, вытянув ноги на ковре и откинувшись на теплое сидение дивана. Держались за руки и мрачно смотрели в потолок, нахмурившийся пустыми лампочками в люстре. Ямамото вдруг вжал пальцы в его ладонь, заставляя поморщиться, и возмущенно мотнул головой:
- Ну, не может такого быть, чтобы какой-то там Меркурий повлиял на весь наш день.
И только и успел, что поймать прыгнувшего на него Гокудеру в объятия.
- Не шути с планетами, - важно изрек Хаято и обнял его за шею. – Пойдем, хоть ванну вместе примем.
Но воды в доме вдруг не оказалось.
Меркурий все еще был в упадке.



Название: Обида
Рейтинг: PG-13
Жанры/Предупреждения: непонятки, романтизация, немного драмы, ООС
От автора: Florence and tha Machine - Over the Love

Обидульки с Ямми-тян, 850
Они ждали Тсуну в пустом темном классе.
Сначала было тихо и немного неловко – оглушительная тишина закладывала уши, и остро чувствовалось, как сердце грохает в глотке, пережимая горло склизкими сосудами.
А потом было обидно – жгучая обида колючими льдинками рассыпалась в холодном воздухе, вгрызаясь в кожу саблезубыми паразитами.
Гокудера всегда такой – с этим ничего не поделаешь.
- Бейсбольный придурок, - он шипит сквозь зубы, упрямо щелкая пустой зажигалкой. – Тупоголовый идиот.
Ямамото молчит – потому что ему нечего сказать. Сидит на изрисованной парте, сжимая в руках упрятанный в чехол меч, и украдкой смотрит, как Гокудера раздраженно прячет зажигалку в карман. У него в сумке есть спички, целый коробок остался с последнего похода в горы, но Ямамото не спешит его искать.
Наверное, потому, что обидно.
- Если бы Реборн-сан не был так уверен, что ты единственный подходишь на роль Хранителя, я бы давно тебя от Десятого отвадил.
Гокудера озлобленно сжимает и разжимает кулаки – у него руки чешутся съездить по безразличной физиономии, а Ямамото даже не улыбается и не пытается отшутиться. Гокудера всегда такой – с этим ничего не поделаешь. У него вечные проблемы с тактом, он сразу говорит, если ему что-то не нравится. Или кто-то – например, Ямамото. Всегда так, привычно почти.
Тогда почему так обидно?
- Кто тебе меч в руки дал? Как ты будешь защищать Десятого, если не можешь защитить даже себя?
А еще Гокудера умеет бить по больному – Ямамото неосознанно сжимает руку на боку, там, где под толстым слоем дезинфектора и плотного бинта медленно затягивается жуткая рана. Но не разорванные края огрубевшей кожи болят – болит что-то внутри, между ребрами, возле сердца.
Он, правда, очень старался – все знают, насколько. Он, правда, сможет. Только для Гокудеры это не аргумент.
- Ты заставляешь Десятого переживать, ублюдок.
Гокудера вдруг подлетает к нему – хватает за грудки, рывком встряхивая, и меч падает к ногам, оглушительным звоном разрезая слипшийся воздух.
Какого черта? Почему так?
- Ты бесполезен, идиот!
Ямамото чувствует, как она вскипает внутри, эта жгучая обида, как обжигает вены и наполняет красную мышцу под грудной клеткой. Он один всегда все делает не так. Он один заставляет Гокудеру скрипеть зубами от злости. Он один не может на него за это злиться. Он один старается изо всех сил, чтобы зеленые глаза не смотрели на него так презрительно, как на ничтожную букашку. Он один.
Он один любит Гокудеру так, как не любит никто.
Загорелые пальцы перехватывают худосочное запястье, путаясь в связках цепочек, – и Ямамото смотрит совершенно спокойными глазами, пока обида сворачивается растущим клубком у горла, чтобы перелиться через край с громоподобным ревом вздыбившейся волны.
- Чем я заслужил такое обращение?
В зеленых глазах взрываются фейерверки – ослепительно-черные, они гремят безысходной злостью, а Гокудера кричит, как выплевывает ему в лицо.
До ненормального обидно.
- Тем, что вообще существуешь!
И тогда Ямамото не выдерживает – он всегда держался, всегда превращал все в шутку, примирительно поднимая ладони на уровень плеч, всегда прощал ему все нападки. Но почему-то не сейчас – наверное, потому, что жгучая обида сворачивает шею холодными пальцами.
Ямамото бьет его.
Гокудера отшагивает назад, врезаясь поясницей в угол скорбно скрипнувшей парты, и зажимает ладонью покрасневшую щеку, ошарашенно хлопая ресницами. Зеленые глаза смотрят на него, на Ямамото, нахохлившегося и насупленного, растерянно, непонимающе, как будто Гокудера никогда не думал, что Такеши сможет ударить его.
Вот так поднять руку и оттолкнуть. И поэтому потом они злятся вместе.
Точнее, Хаято думает, что Ямамото злится – а в темноте карих глаз плещется чистая обида, немой вопрос: «За что ты так со мной?», и они так отчаянно покрывают друг друга новыми царапинами и синяками, что худые руки сами собой вцепляются в ворох черных волос.
- Чертов идиот! – кричит Гокудера, кричит куда-то в чужие ключицы, крепко зажмурив глаза. – Лучше бы ты не возвращался! Лучше бы ты сдох!
И это так больно и обидно, что Ямамото кричит ему в ответ, сжимая в пальцах звенящие цепочками запястья, потому что обида обволакивает снаружи и под завязку наполняет изнутри.
- Почему ты так со мной обращаешься? Почему, Гокудера?
- Потому что ты заставляешь меня волноваться, придурок! Потому что я боюсь, что однажды ты не вернешься! – Хаято вырывается из хватки разжатых от неожиданности пальцев и хватает Ямамото за воротник олимпийки. – Ненавижу тебя!
И тогда обида лопается огромным пузырем прямо внутри, обжигая гулко стучащее сердце – снова где-то в горле. Это так внезапно, так откровенно честно, что Ямамото не может от него даже взгляд отвести, не может перехватить крепко сжатый кулак, врезавшийся в оцарапанное плечо.
- Ненавижу тебя! – у Гокудеры срывается голос, он хрипит ему в самые губы. – Ненавижу.
И поцелуй получается лихорадочный, неровный, жадный и слишком животный, чтобы понимать, кто кого поцеловал – кажется, они сделали это вместе. Гокудера привстает, тянется вперед, обхватывает Ямамото за плечи, зарываясь пальцами в волосы, чтобы грубо сжать, чтобы потом укусить за губу, чтобы потом беспорядочно скользнуть языком по языку.
Какая там обида, когда Хаято отдается навстречу его рукам и шепчет так близко, что его шепот можно прервать коротким движением вперед.
- Ненавижу. Ненавижу тебя. Я ненавижу тебя, Ямамото.
- Я люблю тебя.
- Ненавижу.
Гокудера всегда такой – и с этим ничего не поделаешь.
Но он здесь, обнимает его, ластится к нему, целует его, боится однажды его потерять – наверное, Ямамото зря позволил обиде закрыть себе глаза.
Плотно прижавшись друг к другу, они ждали Тсуну в пустом темном классе.



Название: Взгляды
Рейтинг: PG-13
Жанры/Предупреждения: романтизация, ООС, флафф
От автора: Florence and the Machine - Blinding

Два идиота, 1025
Гокудера такой… привлекательный. Задумчиво нахмурившийся, покусывающий кончик обгрызенного карандаша, подпирающий бледную щеку худым кулаком.
Ямамото расплылся в широкой ухмылке и вместе с укоризненным взглядом ярко-зеленых глаз получил грубый оклик:
- Ты все решил, что ли, раз так усердно лыбишься?
- Нет, у меня не получается второе действие, - честно хохотнул Такеши и виновато почесал растрепанный затылок. Гокудера смерил его красноречивым взглядом («Боже, за что мне это») и подался вперед, перегибаясь через низкий квадратный стол, гордо красующийся заваленной тетрадями, учебниками и канцтоварами столешницей посреди гостиной в доме Савады.
Ямамото невольно отпрянул назад, смотря, как музыкальные пальцы разворачивают его тетрадь, исписанную кривым почерком и изрисованную не менее кривыми рисунками на полях. Пепельные пряди, не утянутые резинкой в короткий хвост на затылке, упали на белые щеки, тонкие розоватые губы, потрескавшиеся у уголков, задумчиво поджались, и Гокудера нахмурился, изучая содержимое листа в клеточку.
Так близко подрагивали ярко-зеленые глаза, скользя по кривым цифрам, так близко он дышал, так близко, что можно было протянуть руку и дотронутся до светлой кожи всего в паре сантиметров от себя.
- Так конечно, ты пропустил действие в скобках, идиот, - буркнул Гокудера и щелкнул пальцами перед носом завороженно хлопающего глазами Ямамото. Тот вздрогнул и виновато рассмеялся:
- Ой, прости-прости. Сейчас исправлю.
Да черт с ними, со скобками.
- Ямамото, Гокудера-кун! – Тсуна окликнул их с кухни, куда ушел пять минут назад за соком, и выглянул из-за угла. – Мама спрашивает, вы останетесь на обед?
- Если это не помешает планам Десятого… - несколько смущенно пробурчал Гокудера и постучал пальцами по столу. Тсуна мотнул головой, улыбаясь:
- Конечно, нет! Мы будем только рады, - он перевел взгляд на бейсболиста, усердно выводящего в тетради треклятые цифры. – А ты, Ямамото?
- Прости, Тсуна, - Такеши улыбнулся и закрыл тетрадь. – У меня тренировка через полчаса.
Гокудера такой… невероятный.
Ямамото даже немного ревновал – скорее, неосознанно, сам того не понимая, просто между ребер, ехидно фыркая, чесался колючий ежик. Гокудера жизнь был готов отдать за Тсуну, а его называл бейсбольным придурком и вообще всерьез не воспринимал. Ямамото застегнул куртку и беззаботно пожал плечами, улыбаясь самому себе: все же, это Гокудера.
У ворот его ждала Бьянки – опиралась спиной о калитку, задумчиво сложив руки на груди.
- Ямамото Такеши.
Ямамото остановился и удивленно взглянул на девушку, сжимая пальцы на ремне легкой сумки через плечо. Бьянки окинула его безразличным взглядом сквозь оранжевые стекла очков и, прикрыв глаза, тихо выдохнула:
- Хаято очень сложный, - Ямамото вздрогнул. – Он позволяет крови ударить в голову: у него проблемы с доверием и выражением своих чувств.
Такеши нахмурился и растерянно пожал плечами:
- Я знаю. Почему ты это мне говоришь?
Бьянки снова посмотрела на него – только с какими-то теплыми искорками в зеленых омутах, будто улыбалась одними глазами.
- Потому что только он не знает, как ты на него смотришь, - она положила руку ему на плечо. – Постарайся понять его.
Она вернулась в дом, помогать Нане с обедом, а Ямамото буквально вцепился пальцами в ремень сумки, слишком ярко ощущая, как горят щеки.

Гокудера такой… привлекательный. И, черт возьми, он слишком много на него смотрит.
Ямамото вздохнул и провел влажной губкой по исписанной маркером доске: проклятые цифры рябили в глазах, а действия в скобках так и норовили ускользнуть из поля зрения. Такеши все равно не сообразил, как решить треклятое уравнение, а само решение и ответ, раздраженно брошенный Гокудерой, он благополучно проспал.
В пустом классе тихо и тепло, только ветер шелестит в тяжелых полосках жалюзи. Ямамото привстал на носки стоптанных кед, дотягиваясь до верхушки доски, в угол которой умудрились записать объемное домашнее задание, и краем глаза увидел, как открывается неплотно прикрытая дверь.
Точнее, услышал – она прошуршала по скрипучему полу, а потом в ушах растекся растопленным мармеладом знакомый хриплый голос:
- Что, бейсбольный придурок, отдуваешься?
Гокудера захлопнул дверь ногой, прижимая к груди стопку тетрадей – наверное, Тсуну опять поймали, как крайнего, и заставили растаскивать проверенные тетрадки по кабинетам, а Хаято попросту не смог оставь своего Десятого в беде.
Ямамото рассмеялся и кивнул:
- Ага, - он указал на макулатуру, сжимаемую худыми руками. – Тебе помочь?
- Вот еще, - Гокудера фыркнул, задрал нос к потолку и раздраженно повел острым плечом, а цепочки на его запястье приятно звякнули. – Три свою доску, раз все проспал, - и тут же ударился бедром о криво стоящую парту, чтобы, ойкнув, растерять все тетради разом. – Твою мать.
Гокудера присел на корточки, собирая листы бумаг обратно в стопку, и не сразу заметил, что две шустрые загорелые руки ему в этом помогали – Ямамото присел рядом, оставив губку одиноко лежать на учительском столе, и протянул пару тетрадей.
Ямамото такой… невозможный, черт его дери.
Гокудера осторожно сглотнул и взглянул на улыбающееся лицо напротив сквозь упавшую на глаза пепельную челку. У него приятные карие глаза, приятный взгляд, приятная улыбка, приятный смех, приятный голос, приятные движения, приятный характер. Весь он такой приятный, аж тошно. Или нет, не тошно – Гокудера наклонил голову вниз, чувствуя, как пылают щеки.
Он слишком быстро краснел – а они здесь совершенно одни.
- Гокудера, - слишком внезапен он, этот приятный голос, удивительно вкрадчивый сейчас. – Можно тебя поцеловать?
Тетради снова высыпались из дрогнувших рук – Хаято даже голову не поднял, стараясь избежать пристального взгляда карих глаз. Там, где-то внутри, что-то настойчиво билось о ребра, а по венам растекался жгучий кипяток.
Ямамото. Он же такой… ненормальный.
- О чем ты говоришь, идиот? – Гокудера огрызнулся, лихорадочно быстро сколачивая новую неровную стопку. – Конечно же, нет! Это ужасно!
Ужасно приятный. Ужасно приятно.
Гокудера видел только загорелые руки, замершие со светло-зелеными тетрадками в пальцах, и знал, что карие глаза все еще пристально, завороженно даже, смотрели на него. Наверное, Ямамото уже и рот открыл – наверное, хотел что-то сказать. Может, спросить. Может, признаться.
Гокудера вдруг вскинулся – пепел волос резко мазнул по щекам – и, сжав в пальцах угловатое плечо, вслепую ткнулся губами в губы напротив. Ужасно приятные.
Его словно электрическим током ударило, и слишком близко сверкнули удивленно распахнутые глаза Ямамото. Волос коснулись загорелые пальцы, и Гокудера отпрянул, хватая кое-как собранные тетрадки в руки и вылетая из класса.
После него остался невероятный вкус на губах, несколько тетрадей в руке и перезвон цепочек на худом запястье.
Гокудера. Он же такой сложный.
Ямамото. Он же такой упертый.

Бьянки, выходящая вместе с Наной из торгового центра и увидевшая, как раздраженно отфыркивающийся Хаято стремительно пересекает перекресток, вдруг поняла: она забыла сказать Ямамото, что только он не знает, как смотрит на него Гокудера.

@темы: Балуемся, Фанфикшн, 8059, Eborn!, Слэш